Плутон меняет знак - Елена Козлова

– Вот это самое кайфовое. Что я сорву твою глупую маску приличной женщины. Маску ханжества и лицемерия. Разрушу твою идеальную жизнь.

– Она и так разрушена… Мне надо помедитировать. У тебя шлем есть?

– Зачем шлем, когда есть снотворное.

Я взяла из рук Ящерова таблетки, выпила сразу три и провалилась в бетонный сон, если в бетон вообще можно провалиться.

⁂

Вечером я снова проснулась, натянула футболку Ящерова и, преодолевая головокружение, отправилась на кухню, откуда доносился запах праздничного стола.

Интерьер был скромный – ремонт начала нулевых, аскетичный стол с разносолами, холостяцкий подоконник без фикусов, но с пепельницами, разномастные стулья – деревянные и с дерматиновой обивкой.

– Да, квартирка без вые… – Ящеров проследил за моим оценивающим взглядом. – От бабушки осталась.

– Зато тачки стоили как вся квартирка, – ехидно заметила я.

– Козлова, ты токс.

– А ты нет?

– Ладно, мы просто поколение такое. Токсичное. И выпендриться любим. Это все из-за голодного детства. Смотри, я бутеры сделал. – Ящеров жестом указал на центр стола, где на блюде ютились тосты с лоснящимися кучками стерляжьей икры.

– Икру тоже у Таугера одолжил?

– Чего? Какого Таугера?

– У которого часы в прошлый раз брал.

– Козлова, ну почему ты помнишь то, что не надо помнить?

– Просто это смешно.

– Ага, очень смешно, я чуть в канаве не сдох. Не нашли бы меня те чуваки, сбылся бы прогноз моей матери…

В дверь позвонили.

– Это Анька, наверное, пришла. Дочь. Я ее на ужин пригласил – с тобой познакомить.

– Я сейчас домой поеду.

– Никуда ты не поедешь, Козлова. Тебе ехать не в чем. К тому же знаешь, чем дома у тебя пахнет?

– Чем?

– Люлями, Козлова. Анька прикольная. Уверен, вы друг другу понравитесь.

Ящеров исчез в темноте прихожей, я откусила бутерброд, часть икры свалилась на тарелку. Я нажала на икринки пальцами и тоже отправила в рот.

В кухню вошла девушка, похожая на Ящерова – те же пшеничные густые волосы, широкий нос и чуть опущенные с внешнего края уголки век.

– Это Аня, моя дочь. Это Стасик, то есть Настя, моя будущая жена.

– Чего? – ответили мы с Аней.

– Пап, ты бы с мамой для начала разобрался, – вздохнула дочь Ящерова и опустилась на деревянный стул.

Я натянула футболку на голые колени.

– Это твой папа так шутит. Никакая я не жена. Он мне клофелина подсыпал и сюда приволок.

– Это Стасик так шутит, – повторил Ящеров и провел ладонью по моей голове.

– Давайте лучше шампанское пить, – предложила Аня. – Я купила.

– Только за знакомство. Потом вискарь, – озвучил Ящеров планы на вечер.

– Мама говорит, чтобы ты Дика забрал. От него один гимор. Гулять, кормить. Еще он диван грызет.

– Ань, я ж ей говорил, что скоро заберу. Двадцатого числа.

– Почему не раньше?

– Потому что девятнадцатого Плутон меняет знак. Вот поменяет – и заберу.

– Пап, это твоя собака.

– Как это моя? Это ты просила собаку.

– Я не просила. Ты его по пьяни откуда-то притащил. Прям с поводком. Забыл? Мы потом еще объявления по району клеили, найдена собака, терьер, окрас палевый, а хозяева так и не объявились…

– А я как выпью, так тащу в дом что попало, – подмигнул мне Ящеров.

Я вышла из-за стола, дошла до кровати. Рухнула в нее, вспомнила про домашних, закинулась таблом и снова заснула. Приснился нищий, который протягивал мне котомку, в которой шевелилось что-то живое.

– Это бобер. Возьми бобра, – повторял бродяга.

Проснулась я от криков. В очередной раз с ужасом осознав, что со вчерашнего дня нахожусь в плену у бывшего однокурсника, по которому явно льют слезы Белые Столбы, я, то и дело натыкаясь на двери, стала пробираться в направлении воплей. Орал Ящеров. Орал совсем странное, но допустимое в предлагаемых обстоятельствах слово:

– Би-се-ро-пле-те-ние!

Аня сидела на стуле, подтянув к себе ноги и закрыв уши. Ящеров заметил меня и закричал уже мне:

– Бисероплетение, понимаешь? Она занимается би-се-ро-пле-те-нием!

– Кто?

– Мама моя. – Аня протянула руку к столу и налила себе полный стакан виски. – Занимается бисероплетением.

– Ты понимаешь теперь, почему мы с ней разошлись? Понимаешь, Аня?

– Это ты ее довел до бисероплетения, – ответила дочь Ящерова и залпом осушила стакан.

– Нет, Аня, это она себя довела до бисероплетения! Она просто не хотела взять на себя ответственность за свою жизнь. Типа, все кругом виноваты в том, что она ни хера не умеет, не хочет уметь и занимается бисероплетением.

Я взяла со стола бутылку игристого и, устроившись на липком дерматиновом стуле, стала пить его из горла. Игристое било кислым в нос.

– Ответственность! Это ты мне будешь говорить про ответственность. Папа, ты даже собаку свою забрать не можешь. Ты уже несколько лет ни хрена не делаешь, только табло свое жрешь и спишь.

– Но я же не занимаюсь бисероплетением.

Разговор шел по кругу, мы пили, бисероплетение становилось все более сложным для произношения. Наконец дочь Ящерова сказала, что ее что-то тошнит.

– Иди поблюй, – предложил Ящеров.

Аня закрылась в туалете.

– Я же говорил, она прикольная, – похвалил дочь однокурсник.

– У вас вообще прикольная семейка, – согласилась я.

– Присоединяйся.

– Угу. Двадцатого числа. Когда Плутон поменяет знак…

– Давай, давай. Я квартиру у соседа куплю. Прорублю стену туда, просторнее станет, и ты сможешь ко мне с сыном переехать. У тебя же сын?

– Да.

– Всегда мечтал о сыне. А жена – нет, и все. Не хотела больше рожать.

– Ее можно понять.

– А ты бы от меня родила?

– Ящеров, тебе спать пора.

– Поспать я всегда успею. Я и так все время сплю. Я, пожалуй, на дачу сейчас поеду. Камин затоплю, мясо пожарю. Прямо в камине. Где ключи от машины?

– Ящеров, ты пьяный.

– И хорошо. Ехали они на машине, а машина с обрыва-то и упала. И погибли все.

Дочь Ящерова вышла из туалета и томно сообщила, что будет принимать ванну. Она включила воду, и квартира наполнилась бурлящим шумом наполняющегося резервуара.

Ящеров оставил дачные планы, положил голову на руки и стал засыпать.

– Ящеров, – растолкала я его. – Нет, не Ящеров. Павлик. Павлик, ты меня слышишь? Это я, Маша. Павлик, отдай мои вещи и телефон, ты же хороший мальчик, и я домой поеду.

– Павлик? Павлик – это герой «Иронии судьбы». Которого в аэропорт провожали. Кстати, а почему до сих пор никто не снял фильм о приключениях Павлика? Он же, выходит, не улетел в Ленинград…

Я села на пол и расплакалась.

– Не плачь, Стасик, нормально заживем. Аньку к себе возьмем, а то с женой моей она алкогольвицей станет, сына твоего тоже. Надо только уговорить соседа квартиру мне продать. Там дед живет. Духовитый. Ремонт после него придется делать. Чего ты ревешь? Разве я чего плохого хочу? Семью хочу. Любви. Уважения. Доверия. Я нормальный человек.

Я заплакала еще пуще, пока мне не показалось, что слезы заливают мои ноги.

– Потоп! – снова заорал Ящеров. – У нас потоп! Нас Анька залила.

Мы бросились в ванную. В пене лежала Аня. Вода хлестала на пол, скрывая под собой халатно брошенные джинсы и серый джемпер. Дочь Ящерова не подавала признаков жизни.

– Утонула… – ужаснулась я.

– Блин, неужели я ее проебал? – Ящеров стал вытаскивать из воды тело дочери.

– Бисероплетение, – промычала Аня.

– Тяжелая какая. В детстве легче была.

– Это от воды.

Мы с Ящеровым завернули дочь в полотенца, оттащили на диван и, умаявшись, прилегли рядом.

– Козлова, – сказал Ящеров. – Не бросай нас, а?

⁂

Утром, пока Ящеров, собиравший остаток ночи воду с пола, спал, я разбудила Аню и призналась, что ее папаша спрятал мои вещи и телефон, я третий день торчу в его квартире и не могу уехать домой.

– Вот мудак, – зло сказала дочь Ящерова, бросая в стакан алка-зельтцер. – Но это в его стиле.

В отцовской квартире она ориентировалась лучше меня и довольно быстро нашла и одежду, и мобильник.

– А давай его посадим, а? – предложила Аня. – Он же маньяк. Я еще маму подключу.

– Забей.

– Лет вам сколько. Уже внуки могли бы быть, а вы такой херней занимаетесь.

Я