Красная Поляна навсегда! Прощай, Осакаровка - София Волгина

– Все, все уже смотрели кино, одна я только и делаю, что дома сижу и нянчу детей, – говорила она дрожащим голосом, еле сдерживая слезы.

– Где же все, неучи (девочка)? – успокаивал ее отец, – спроси соседей, Ксенексолцу, например. Она еще ни разу не была. И вся ее семья тоже. А ты вот, в следующую поездку Феди, обязательно посмотришь. Поедешь с ним вместо Ирини.

– Когда это еще будет? Теперь уже конец лета, все овощи распродали, вы теперь не скоро поедете, – Кики недоверчиво смотрела на отца, а у самой уже радостно заблестели глаза.

– Поедем, поедем. Вон сколько у нас подсолнухов созревает. Поедешь, будешь продавать семечки.

– Да не переживай, сеструха, это еще не самое хорошее кино. Скоро обещают еще лучше показать. Мы с тобой посмотрим «Цирк», – Федор подмигнул ей. – Очень интересное кино про негритенка.

– Откуда ты знаешь? И что такое негритенок? – шмыгнула носом Кики.

Федя смешно оттопырил губу и еще раз всем многозначительно подмигнул:

– А я все знаю. Вот слушай и запоминай: негритенок, это черный ребенок из Африки. А Африка, это такое жаркое на земле место, целая страна, где живут черные люди, негры.

Видя обиженный взгляд сестры, добавил почти скороговоркой:

– Про новое кино знаю, потому что друзья для этого есть, сеструха, они рассказывали, вот и знаю.

– И я с ней поеду, – прозвучал непривычно тихий и просительный голос Ирини. Уж очень ее хотелось еще посмотреть кино.

Отец засмеялся, прищурил глаза:

– А тебе что там делать, маймун? На черного человечка хочешь посмотреть?

– Никакая я не маймун! – Ирини не нравилось, когда ее называли обезьянкой. – Буду помогать Кики продавать семечки.

– Ну, что ж, хитруля, посмотрим на твое поведение, – отец ласково потрепал ее пышные, выбивающиеся из косы, волосы. – Иди лучше заплети косу потуже, а то выглядит твоя голова лохматой. Ты же не хочешь быть маймун.

Ирини беспрекословно повиновалась. Через две минуты, заново переплетенная коса, легла посредине спины до самого пояса. К ее большому сожалению, она не была такой толстой, как у Кики, обладательницы не пышных, но тяжелых, густых черных волос.

Поистине, две сестры были совершенно разными, что внешне, что по характеру.

Так и не пришлось бедной старшей сестре посмотреть тогда вожделенное кино. Через несколько дней их отца посадили в тюрьму.

* * *

Ирини, что с греческого означает «Мир», родилась на свет в живописном поселке Юревичи, в горной местности Хостинского района, в километрах тридцати от Черного моря. Небольшая долина, в которой расположился их поселок была окружена почти со всех сторон величественно высокими горами Западного Кавказа, с почти всегда заснеженными, сияющими на солнце, вершинами. Густой смешанный лес кишел разнообразными дикими животными. Глубокая и быстрая безымянная река несла свои светлые, чистые воды в Черное море. Ирини любила свой поселок, да и немудрено: невозможно было не полюбить такое место, живя в окружении красавицы – природы! Для маленького человека, пожалуй, даже не это главное, а то, что ощущал он себя здесь своим, и все здесь для него было свое, родное, и все здесь у него ладилось. Ирини все любила: и горы, и лес, и речку, и дом свой, и отца, и мать, и братьев, и сестру, и соседей, и их собак, и кошек. У нее не было слова «не люблю». Любила она и свое имя. Почему-то оно не звучало уменьшительно. Потому как, разве можно было заменить объемное слово – «Мир», такими словечками, как «Мирок» или «Мирочка». Нет, конечно! Так, что имя у Ирини было редкое и неизменяемое. А все остальные в их семье, как и многие другие греки в их греческом поселке, имели двойные – тройные уменьшительные имена или прозвища. Старшую сестру Кириаки, звали не иначе, как Кики. Брата Павлика, звали, или Паника, или Панжелико. Отца звали Ильей, но мама называла его Лией или Илией. А саму маму отец попеременно звал то Наталией, с ударением на букву «и», то Роконоцей.

Почему Роконоцей? Это особая история, связанная с местечком Рокон, недалеко от портового города Трабзон в Турции, где она жила в детстве. Ирини не раз слушала рассказы взрослых о ненавистных турках, которые завоевали земли греков еще при прапрапрадедушках, когда Греция, вдруг, стала подчиняться страшным, как они представлялись Ирини, головорезам – туркам. А главный город православных, Константинополь, стал исламским Истамбулом. И верили турки не в Христа, а в Аллаха. Ей, вместе с братьями и сестрой, часто приходилось слушать рассказы взрослых о безжалостных, свирепых янычарах, кровавых сражениях с ними на Патриде- Родине греков, о тяжелой неволе на туретчине. От одной мысли, что кто-то может заставить ее молиться какому – то другому Богу, Ирини было не по себе, страшно, даже жутко. Турки казались какими-то звероподобными людьми, которые легко мучают и убивают других. И какое счастье, что ее дедушки сумели сбежать из Турции в Россию!

Здесь, на новой православной родине, юревичский народ с трудом говорил на русском языке, потому что поселок был чисто греческим и в местной школе обучение велось на их родном языке. Некоторые взрослые, как, например, ее папа-Илья Христопуло и его братья, неплохо разговаривали на русском. Особой нужды знать его не было: им приходилось иметь дело, в основном, с односельчанами. Почти все Юревичские греки работали на своих полях и огородах, пасли на пашнях свой скот. С наступлением весны начиналась для всех тяжелая работная пора вплоть до глубокой осени. Зато сельчане выращивали все, что возможно было посадить в землю. Они ни в чем не нуждались. Конечно, были две – три семьи ленивых, но и они голодными не оставались. Правда, никто их не уважал. Не работать, быть ленивым, считалось грехом и позором высшей степени. Поэтому даже малые дети старались помогать страшим на совесть и никогда не жаловались на усталость.

Люди умели, что называется «пахать», но было здесь же, во время работы, место песням, частушкам, шуткам и прибауткам. По крайней мере, хозяйки соседских четырех огородов всегда находили возможность переброситься веселыми словами, завести песню, а, если надо было, то и помочь друг другу. Веселая была жизнь! Ирини любила бегать вместе со своими братьями, особенно, с Алексисом, по каменистым тропинкам родного поселка. Пройдут годы и десятилетия, но Ирини всегда будет помнить то щемящее чувство любви ко всему тому, что ее окружало в мире детства. Как она любила