Несбывшаяся жизнь. Книга первая - Мария Метлицкая
– Ешь-ешь, – говорила мам-Нина. – Я не хочу.
И еще Полечка запасы на зиму делала, закрутки – помидоры, огурцы, разноцветные перцы. Красота, глаз не оторвать. И вкуснота. Лиза с Риткой зимой по-тихому баночку стырят и съедят. Полечка потом заметит и посмеется. Добрая была, не то что мам-Нина.
Полечка учила соседку банки закатывать. Рядом стояла, следила, а все равно без толку – у Полечки банки стоят, а мам-Нинины взрываются.
– Рукожопая ты, Нинка! – опять вздыхала Полечка. – Лучше не берись…
В своей неудавшейся жизни тетка винила Лизу. И замуж не вышла, потому что Лизу подкинули, и техникум не окончила из-за нее же…
Свободу потеряла из-за нее.
У тетки была своя правда. Могла ведь отдать племяшку в детдом и жить как хочется, ан нет, свободой своей пожертвовала. Выходит, это из-за нее, из-за Лизы, у тетки жизнь переломана, она в этом виновата…
Потому Лиза ее и жалела. Бедная мам-Нина – некрасивая, неумелая, с тяжелым характером, да и больная – то давление мучает, то ноги отекают, то еще болезнь сахарная началась… А Лиза в мать: неблагодарная.
Мам-Нина плачет, и Лиза ее обнимает. А как отплачется, так снова бубнит: сковородку не вымыла, картошку не почистила, пыль не вытерла, за молоком не сходила! И так весь день: «бу-бу-бу» да «бу-бу-бу», сил нет слушать. И жалость тут же проходит, одно раздражение остается.
2
Лиза была худая и высокая, выше всех в классе. Волосы темные, кудрявые, глаза карие. Молчаливая, неулыбчивая, хмурая. В общем, царевна Несмеяна.
Ритка была маленькая, пухленькая, хорошенькая – в мать. Волосы рыжие, кудрявые. Глаза голубые, губки бантиком. Кокетливая – тоже в мать, и улыбчивая такая же. А еще – вредная и злопамятная, требовательная: все всегда по ней должно было быть. Как говорила мам-Нина – с виду ангел, а изнутри бес.
На летние каникулы Полечка с Риткой уезжали на море.
Возвращались красивые, загорелые, с подарками. Привозили большие, бежево-розовые, блестящие ракушки, красивые до невозможности. Запаха моря Лиза не знала, но ей казалось, что ракушки пахли морем. Еще заколки привозили красивые, бусики пластмассовые, а такого девичьего добра в Москве еще не было.
И вот однажды, лет в десять, Лиза у Ритки спросила, крутя в руках подаренные бусики:
– А ты мою мать, случайно, не видела?
– Случайно видела, – усмехнулась Ритка. – И ты случайно видела!
– Я-я-я? – удивилась Лиза. – Ты что, серьезно?
– Да ты забыла. – Ритка небрежно махнула рукой. – Тебе года четыре было, вот ты и не помнишь. А мне пять, вот я и запомнила. Ночью она приходила, мы от звонка и проснулись.
И Ритка стала рассказывать, что было той ночью.
– Слышу я, теть Нина орет, гонит кого-то. Гонит и последними словами кроет, похлеще дворника Степана. Я обалдела и нос высунула – интересно! А мамка моя уже в коридоре стоит, пытается Нинку угомонить. Но Нинка не успокаивается, орет и орет.
Лиза замерла и похолодела вся. А Ритка запросто так продолжала:
– Смотрю, в коридоре женщина стоит. Высокая, красивая, в черном пальто и платке оренбургском. Красивая, как актриса Целиковская, только темненькая. Все в квартиру пытается пройти, а тетка ее не пускает, толкает, из двери выпихивает и милицией грозится. А та плачет, причитает: «Отдай моего ребенка!» А Нинка ее в грудь кулаком как шарахнет: «Нет у тебя, зэчки, ребенка!» А мамка моя их разнимает.
А тут ты проснулась и выкатилась, и как давай реветь! Эти две замерли, прям застыли. А ты орешь. Ну мамка моя тебя подхватила и к нам в комнату. Ты долго ревела, видно перепугалась. А потом уснула на моей кровати. И со страху надула! Я просыпаюсь – огромная лужа! И как заору – мам, забери ее от меня, она меня обсикала!
Ритка громко и радостно расхохоталась.
– Ну мамка тебя и отнесла. А я пошла в туалет. Уже было тихо, дверь закрыта, никого. И я поняла, что спровадили эту Целиковскую, обошлись без милиции.
– Ты уверена, что это была она? – тихо спросила Лиза.
– Ну а кто? – удивилась Ритка. – Она же вопила: «Отдай моего ребенка, воровка!» Конечно она!
– А что ты еще про нее знаешь?
Ритка пожала плечами.
– Да ничего. Мамка сказала: «Не лезь, не твое дело. Несчастная семья. А нам и без них забот хватает». И еще, что сами виноваты, только кто – я не поняла. Да мне и неинтересно было. Сказала только, что мать твоя куда-то уехала, а тебя могли сдать в детский дом. Но Нинка тебя забрала, в приют не отдала и жизнь тебе посвятила. Хотя, – Ритка засмеялась, – кто б ее взял, нашу Нину? Она же не женщина, бубнилка занудная! Да к тому же старая и страшная как атомная война!
– Не понимаю, – покачала головой Лиза. – Если мать посадили, как она могла прийти?
Ритка раздраженно тряхнула головой:
– А я почем знаю?
И Лиза поняла, что любимой подружке говорить на эту тему надоело.
И опять стало обидно за мам-Нину. Вроде все правда, а нехорошо. Нехорошо так о ней говорить – «страшная», «зануда», «бурчала»…
Разозлилась на Ритку и ответила:
– А твоя мама красавица, но муж ее все равно бросил.
Конечно, это было неправильно, зло. И Полечку Лиза любила. Но с Риткой тогда поссорилась – надолго поссорилась, дней на пять. А потом мириться пришла, первой – от Ритки не дождешься. Потому что без подружки плохо и скучно, а Лиза знала, что Ритка никогда вину не признает и не извинится. Такой уж характер.
* * *
Однажды Лиза спросила:
– Мам-Нин! А ты на кого похожа?
– На папу, – ответила тетка. – Вылитый отец, то есть твой дед.
– А мама? – тихо спросила Лиза. – Тоже на деда?
Мам-Нина фыркнула:
– В бабку она, нашу мать, Анну Фроловну. Та красавицей была. Но бестолковой, вечно лезла куда не надо. Дед ее поколачивал, а толку? В мать Машка пошла… Красоты много, а мозгов – нуль!
И разговор был окончен – на несколько лет. До одного случайного происшествия.
Как-то раз Лиза нашла под подоконником тайник, в котором были письма. Ей тогда уже исполнилось тринадцать.
Письма были как близнецы – почти одинаковые, слово в слово.
Нина! Я понимаю, что ты много сделала для меня и для Лизы. Забрав Лизу к себе, ты спасла ее от детского дома.
Но я повторю еще тысячу
