Суоми в огне - Ульяс Карлович Викстрем

— А как же, мы одного роду-племени. Там, в Турку, мои племяши. Брат жил на хозяйской земле в Лаукко, но его согнали, выселили. Да и я побаиваюсь, что с нами тоже выкинут теперь такую штуку...

— Не думаю. Рабочий класс теперь не позволит, — заверил Комула, но то, что рассказал старик, встревожило и его.

Потом старик заговорил о том, что, поскольку господа повсюду спешно точат ножи и кое-кому уже довелось этих ножей отведать, то односельчане просили его выяснить, где они, торппари, могут получить оружие.

Комула посоветовал обратиться к партийному руководству.

Они попрощались, и старик ушел. Комула смотрел из окна ему вслед. Старый Вяхяторппа неторопливо шагал по улице, глубоко засунув руки в карманы тужурки. На углу он остановился и еще раз оглядел здание редакции.

Комуле вспомнилось детство, когда они с матерью кочевали с одного места на другое. Мать работала то у одних хозяев, то у других.

Один год батрачила в деревне, где жил Вяхяторппа с женой и двумя сыновьями. Эту знал сыновей старика. Теперь они взрослые. И видно было, как старик гордится ими: вот каких, мол, орлов вырастил!

В их деревне дети зимой на улице не играли: босиком на мороз не выйдешь, а обуви не было. А если у кого и была, то ее берегли. Из избы в нужник бегали босиком. Прибегут обратно — пятки красные, и сидят у плиты, отогревают ноги. Или в лучшем случае шлепали в больших, одетых на босу ногу, отцовских опорках.

Так жили тогда. Так же, судя по рассказам старика Вяхяторппа, живут там и теперь.

Но теперь и туда, в глухие нищие деревушки, доходит гром борьбы, предвещая большие перемены.

ЖИЗНЬ НА ТОРППАЛА-ГОРЕ

Супругов Карпакко не назовешь домоседами. Они часто уходят в город. То на какой-нибудь вечер, то в гости, а то просто на рынок. Яли и Айни, наоборот, предпочитают сидеть дома.

По воскресеньям обе семьи спят долго. Но вот, наконец, на половине Висаненов начинается хождение: встала Айни. Тогда поднимается и Эстери. Топит печку, одевается, причесывается, раздвигает занавески на окнах, и в комнате сразу становится светлее.

Аукусти лежит на боку и, лениво покуривая, следит за хлопотами жены. Эстери ворчит:

— Яли по воскресеньям варит кофе жене, а не валяется, как ты, лежебока.

— Ну так и иди к нему.

Эстери, не ожидавшая такого грубого ответа, растерянно останавливается с горящей берестой в руке. Береста свертывается в трубочку, густой черный дым втягивается в плиту. Аукусти и сам замечает, что вышло немножко грубовато.

— Иди... ну и скажешь же ты, — сердится Эстери и укоризненно смотрит на мужа.

— Ну конечно... раз там такая сладкая жизнь...

В комнате воцаряется молчание. Эстери куда-то уходит. Аукусти неторопливо поднимается, начинает одеваться. Но когда Эстери возвращается, он все еще сидит на кровати, свесив босые ноги.

— Надень ботинки, пол-то холодный.

Натягивая теплые шерстяные носки, Аукусти примирительно замечает:

— У Аукусти Карпакко женка не ленивая. Ей подавать в постель не надо...

— Айни тоже не ленивая. Только Яли повнимательнее и любит жену больше, чем некоторые.

— Больше, чем кто?

— Больше, чем один брюзга.

И это говорится в таком миролюбивом тоне, что сразу исчезает недавняя натянутость. Эстери уже воркует, что им, женам, хотя они всего лишь жены простых рабочих, тоже нравится, когда за ними иногда поухаживают и когда к ним проявляют внимание.

— Еще бы не нравилось... — бурчит муж.

Карпакко любит читать, и если он берется за книгу, не дай бог его потревожить. Эстери сама никогда не читает и ей даже дела нет, что это ее Аукусти ищет в книгах.

У Висаненов читают оба. Главным образом толстые романы. Иногда Яли берет сына на колени и читает вслух, но мальчик скоро начинает ерзать и соскакивает на пол. А Айни сидит рядом с мужем и, обняв его, слушает, как он читает, ровно и выразительно.

Так идет жизнь в обеих семьях. У мужчин случаются неприятности на работе. Бывают забастовки — и тогда с деньгами становится туго. А жизнь и без того все труднее и труднее.

Эстери и Айни вместе ходят на рынок и все чаще приходят домой расстроенные. В Раунистуле они знали одно место, где еще недавно можно было купить хлеб у спекулянтов. Правда, стоил он дорого. А осенью его и там не стало. Денег не хватает, и приходится продавать вещи или закладывать в ломбарде. «Как же живут те, у кого семьи большие?» — удивляются Эстери и Айни: они и то едва концы с концами сводят.

Да, конечно, земля в их стране не плодородная. С каменистых полей и болот богатый урожай не возьмешь, хотя труда и немало положишь. Уж кто-кто, а Аукусти Карпакко это знает. Одно ему непонятно. Пусть время трудное, но можно же завозить хлеб из России, чтобы его всем хватало. Но, видимо, не хотят возить. И не знает Карпакко, что хлеб завозят по-прежнему, только отправляют его почему-то на север...

Аукусти вступил в отряд рабочей милиции, созданный для поддержания порядка в городе. Начальником отряда был человек энергичный, деловой, и милиция справлялась со своими обязанностями гораздо лучше, чем. прежняя полиция.

Как-то, возвращаясь с занятий, Аукусти проходил мимо магазина, где работал Энокки, и решил зайти повидать брата, узнать, как он живет. Энокки, обычно молчаливый, сегодня был на редкость словоохотливым. Братья разговаривали долго. Иногда Энокки отходил к покупателю, отрезал талоны от карточек, отвешивал хлеб и опять возвращался к Аукусти. Облокотись о прилавок, они продолжали разговор.

Энокки все предостерегал брата, уговаривал не связываться с красногвардейцами. Уж он-то ни в какие гвардии не пойдет. Вот и управляющий «Валио» говорит, что вооруженная борьба противоречит принципам кооперации. Энокки придерживался мнения, что кооперация должна действовать лишь там, где дело надежное, прибыльное. Он согласен с Маркканеном, что лучше купить пачку кооперативных акций, чем браться за оружие и добиваться чего-то большего. Кто знает, чем там кончится, а тут уж точно в конце года на акции что-нибудь получишь. И если дела пойдут хорошо, то на твою долю достанется кругленькая сумма. И так понемногу, глядишь, у каждого жизнь будет лучше и лучше.

— То-то и видно, что лучше становится, — возразил Аукусти насмешливо.

— Нет, я серьезно.

Долго еще Энокки уговаривал брата отнести винтовку обратно.

— Не отнесу, и не думай... Я знаю, что