Суоми в огне - Ульяс Карлович Викстрем
Эстери пришлось пойти работать. Сиркку она на день оставляла у Айни. Иного выхода не было. Айни тоже устроилась бы на работу, но она была уже на последнем месяце.
Вскоре Айни ушла в родильный дом. Яли по пути на работу каждое утро относил сына к бабушке, на Корппола-гору. Обычно мальчик всю дорогу дремал, прижавшись к отцу. Но иногда они разговаривали:
— Папа, а ведь Паво плохой.
— Почему же?
— Он плюется и дерется... И на бабушку плюется...
Яли не знал, о каком Паво идет речь, но все же сказал:
— Конечно, Паво нехороший мальчик.
Когда они приходили к Висаненам, старика уже не было — он успевал уйти на работу, не дождавшись сына.
Наказав малышу слушаться бабушку, Яли бросался догонять отца. А малыш оставался на весь день на попечении бабушки.
У бабушки ему было неплохо. У нас всегда припасено для внучонка что-нибудь вкусное: то пряник, то яйцо, то чашка молока. И где только она ухитрялась все это доставать в такое время?
Старик Висанен любит беседовать со своим толстощеким внучонком.
Как-то в субботу, окончив работу раньше обычного, старик решил постолярничать в своем сарайчике. Яли где-то задерживался, и мальчик играл во дворе. Увидев деда, он пошел следом и остановился в дверях сарая. Здесь он был впервые. И чем дольше смотрел, тем больше изумлялся.
— А это не все твое... — сказал вдруг-малыш.
— Что это? — спросил дед, не поднимая головы.
— Эти иглушки... вот эти...
И малыш показал на развешанные по стенам пилы, рубанки, сверла, модели...
— Ты уклад их?
— Вот как... Ты говоришь, что я их украл?
— Уклад.
— Так ты, значит, обвиняешь меня в воровстве...
Старик обернулся и посмотрел на внука. «Откуда ему пришло такое в голову?» — думал он, вынимая непослушными пальцами стружку из рубанка. И затем с самым серьезным видом, словно оправдываясь, сказал:
— Ах, вот как... значит, ты меня называешь вором? А знаешь ли ты, что никто не называл старика Висанена вором?
Было что-то трогательное в той важной степенности, с какой разговаривали старый Висанен и маленький белоголовый карапуз в красных полосатых варежках.
В свое время Яли доставил старикам Висаненам большие огорчения: все думали, что Яли обманул дочь Ялонена, сбежал. Старик тогда даже перестал ходить в Рабочий дом, людей стыдился. Он знал, что о таких делах любят посудачить...
Старики очень любили внука. Нравилась им и невестка: Айни перенесла все, что случилось, никому не жалуясь, даже ни разу ничего плохого не сказала о Яли.
Зато с сыном у старика Висанена и теперь нередко случались споры.
Старик был одним из тех, кто организовывал в городе первые рабочие объединения. В этих объединениях сильно было влияние просветительских идей. Рабочих уверяли, что у них и у их хозяев общие интересы, что при взаимопонимании можно построить мост, связывающий труд и капитал. О таких мостах мечтал и Висанен. Своим идеалам старик остался верен и теперь.
Эту Салин и многие другие нынешние руководители социалистов призывали к решительной классовой борьбе, и, хотя старый Висанен не мог принять этих новых идей, он по-прежнему участвовал в рабочем движении, потому что сросся с ним всей душой.
А сын его шел новыми путями.
В КРАСНУЮ ГВАРДИЮ
Все эти недели Ялонен был страшно занят — надо было укрепить отряд Красной гвардии. Он переговорил со многими рабочими. Никто по был против того, чтобы организовать сильный отряд. Но где взять оружие?
— Попросим у русских, — предложил Юкка, и сказал оп это таким тоном, словно дело было уже почти улажено.
В штаб Красной гвардии, расположившийся в Рабочем доме, один за другим приходили рабочие и просили записать их в отряд. Старик Анстэн почти все свободное время просиживал в штабе, помогая Юкке. Вскоре были составлены списки и вывешено расписание занятий. Руководили обучением русские матросы.
За лето Тойво сильно вытянулся и возмужал. Он выглядел старше своих лет. Когда на верфи стали организовывать отряд, он тоже хотел записаться в красногвардейцы, но его не приняли. И Тойво решил поговорить с Юккой.
— Значит, ты хочешь в Красную гвардию? — Ялонен пристально посмотрел на Тойво: что ни говори, серьезный парень, давно у него в бригаде не было такого старательного и выносливого подручного.
— Я-то хочу, да вот не берут... — вздохнул Тойво.
Юкка обещал помочь.
На другой день Тойво дождался Ялонена у подъезда Рабочего дома, и они вместе прошли в штаб Красной гвардии.
— Послушайте, друзья, как же нам быть с сыном Венну? — сказал Ялонен с таким озабоченным видом, словно предстояло решить очень трудный вопрос.
— А что такое? — спросил Анстэн, глядя поверх очков, съехавших на самый кончик носа.
— Дело в том, что он слишком молод. Пацан еще. И к тому же беспартийный... и не член профсоюза...
— Нет, я член профсоюза и на все собрания хожу, — возразил Тойво, умоляюще оглядывая рабочих.
— Да, тяжелый случай, — вслух подумал кто-то.
— А что, если парня принять в партию? Иначе ему нельзя дать винтовку.
— Да, конечно, сперва надо вступить в партию. Понимаешь, парень?
Что ж тут понимать? Оружие принадлежит рабочим организациям и дают его только людям проверенным — членам этих организаций.
Для Тойво давно уже было ясно, что, когда придет пора, он тоже вступит в социал-демократическую партию. Он состоял в союзе Иханне-Лийтто[8], а весной вошел в молодежное объединение. Теперь он может вступить в партию. Ну что ж, вступим. Ведь он и так уже участвует во всем наравне со взрослыми.
Так Тойво Халонен в четырнадцать лет стал членом социал-демократической партии Финляндии. Тогда же его приняли и в Красную гвардию, записали во вторую роту.
Тойво был вне себя от радости, он почувствовал себя совсем взрослым. Роты, взводы... Раньше он читал о них только в книгах...
Тойво дали винтовку, и этот день для него был настоящим праздником. Возвращаясь домой в тот день, Тойво Досадовал, что уже успело стемнеть и никто не видит, как он шагает через двор с винтовкой на плече.
Когда Тойво вошел в комнату и поставил винтовку в угол, рядом с вешалкой, Халоска вздрогнула:
— О господи!.. Отнеси сейчас же обратно, слышишь! Сейчас же!
— Да это только для порядка...