Луша - Карина Кокрэлл-Ферре

Измятую, но спасенную карточку Таня, забежав в вестибюль, первым делом опять вернула в свой тайник. Еле попала в паз: окоченевшие руки ходуном ходили.

Постепенно стук и вопли становились все дальше, слабее…

Таня медленно проваливалась в сон…

Бешено выла и рвалась с цепи во дворе большая трехногая дворняга Мальва, но двойные рамы с межрамьем, переложенным тряпками и ватином, плохо пропускали звуки. Светлели окна, густо расписанные морозным узором.

Утром мертвую Зойку сторож принес в вестибюль, и, не зная, что делать, кричал и звал всех. Опустил ее страшную, замороженную, скрюченную на пол с деревянным стуком, как вязанку дров, прямо у подножия товарища Сталина, и все причитал: «Ах ты господи, ах ты господи!»

И трехногая Мальва в открытую дверь внеслась, замельтешила, заскулила и стала облизывать открытые, в инее, мертвые глаза Зойкины горячим красным языком. А потом задрала голову — морда узкая, глаза навыкате — увидела дрожащую Таньку на верху лестницы и, не отрывая от нее выпученных глаз, зло, скорбно завыла, указывая на нее мордой, пока весь детдом сбегался на крик сторожа.

Стоявшая наверху Таня похолодела от ужаса. Понимала: Мальва все знает, не простит. И не могла двинуться с места, как в страшном сне. А Мальва выла и выла, пока сторож ее не шуганул.

Танька бросилась в спальню, накрылась подушкой, а ночью у нее поднялся такой жар, что она впала в горячее, сухое беспамятство.

…Словно не вода лилась сейчас Татьяне на голову, а память. Лилась и стекала вниз, уходя в землю через ржавый, проеденный хлоркой слив.

Под душем Татьяна вспоминала разговор с доктором Мунком и думала: проговорилась она все-таки вчера или нет?

Закрыла глаза и решила стоять под теплыми струями, пока ее не хватятся и не погонят обратно в палату.

В 1948 году Николай уже работал в авторемонтных мастерских слесарем. Жил пока в теплушке, которую сняли с рельсов, пробили окна и превратили в общежитие.

Татьяна доучивалась последний год. Училась из рук вон плохо и большую часть времени проводила помогая на кухне доброй поварихе Марьмихалне, к которой очень привязалась.

В родной детдом Николай все равно наведывался каждую неделю. Директор Пал Кузьмич, большой энтузиаст автомобилей, раздобыл где-то вдрызг разбитый армейский «козлик», который стоял во дворе под дровяным навесом, и с Николаем они бесконечно его чинили, произнося всякие красивые и непонятные слова: «кардан», «карбюратор», «цилиндр». Колька курил с Пал Кузьмичем папиросы, не скрываясь, как взрослый.

Все знали, что ходит Колька в детдом повидаться со своей заневестившейся Танькой.

Давно, еще в конце войны, зимой, Татьяна чудом пережила тяжелую крупозную пневмонию и так долго лежала в больнице, что все о ней почти забыли, но она выжила и вернулась. Правда, полупрозрачной, как опушившийся одуванчик. И еще молчаливее, нелюдимее, чем раньше. Сидела на уроках неподвижно, неизвестно, о чем думала. Только когда увидела Колю бросилась к нему, расплакалась горько, схватила за рукав и все повторяла:

— Коленька, Коленька…

— Ну что ты, Танька, дура какая.

Улыбался он, красный от смущения, но счастливый и, кажется, тоже неловко ее обнял при всех.

Когда стаял снег, они вдвоем бродили по руинам разбомбленного Ворожа.

Один раз остановились посмотреть, как саперы разминировали холм у развалин собора. Раздался посвист, стрельба, лай. На оцепленный участок холма военные погнали выстрелами разномастных бродячих собак.

Собаки бешено неслись по холму. Взметнулся первый фонтан земли, второй, третий. Подорвавшиеся животные опадали на землю кусками, остальные продолжали бежать, бежать, бежать, не обращая внимания на павших, пока очередной фонтан земли не прекращал их бег.

Таня стояла завороженная. Жизнь превращалась в смерть без задержки, без паузы.

— Почему они не видят, что другие гибнут, Коля? Почему не бегут назад?

И вдруг Таня увидела ее…

— Коля, смотри. Это же Мальва.

— Точно, Зойкина собака. Так вот она где!

Мальва выла всю ночь, а потом исчезла после того, как Зою увезли в морг.

— Она же подорвется сейчас. Мальва, давай сюда! — крикнул Николай, но собака не слышала, а неслась, неслась…

— Пойдем отсюда, не могу больше! Страшно, — взмолилась Таня.

— Это разминирование. Так надо. Столько нашего народу погибло, а ты собак жалеешь, — почему-то очень сердито сказал ей Коля, как будто с кем-то спорил. — Нам нельзя распускать сопли. У нас знаешь сколько врагов?

— Но собаки же не виноваты.

— Конечно, не виноваты. Они герои. Так они служат стране.

Он был такой отважный и умный, ее Колька. Всю войну мечтал на фронт и просился, но его не взяли.

Вот взлетела и Мальва неподалеку вместе с комьями земли. И тишина. Когда Таня убрала от лица руки, она увидела откатившуюся к кусту окровавленную голову. Нижняя челюсть вместе с языком оторвана. Голова крутанулась в последний раз и остановилась. Казалось, что тело Мальвы просто провалилось под землю, а на поверхности осталась верхняя часть узкой морды. Таня в оцепенении не могла ни отвести глаз, ни сдвинуться с места.

— Ну вот, они теперь со своей Зойкой там встретятся, — ляпнул Колька и осекся: какое «там»? Никакого «там» не существует, это же наукой доказано.

Веки Мальвы дрогнули и открылись.

Таня так закричала и бросилась бежать, что у Кольки зазвенело в ушах.

Мертвая Мальва смотрела своими глазами навыкате. Живыми. Внимательными. Злыми.

Глава 13

Татьяна и доктор Мунк

Доктор Мунк ни разу не обернулся на темный угол за шкафом, от которого Татьяна не могла оторвать глаз. Он спросил:

— Спиртное прекращало галлюцинации?

— Что?

— Водка помогала ее не видеть, не слышать?

— Помогала. Сначала. Но хуже и хуже. Уж и бутылки не хватало, — глухо ответила Татьяна. Хороший доктор, но хитрый. Все спрашивает, спрашивает. Подловить хочет, выведать самое главное. С ним надо ухо востро.

Когда ее оставляли в покое, повариха Речная месяцами жила как все: будильник, автобус, заводская кухня — «горячий цех», стакашек в подсобке на дорожку с работы, автобус, квартира, разогреть ужин, покормить Лушу и Николая, тьма за окнами, посуда, программа «Время» по телевизору, забытье, будильник и все сначала… Даже сны снились редко, но уж если снились, то снились. Она радовалась, когда не видела снов…

Доктор спросил, кто научил ее «непонятной песне», и Татьяна ответила, что не помнит, кто-то из образованных собутыльников для потехи.

Не так давно Татьяна с радостью убедилась, что доктора Мунка Зойка почему-то опасается, близко не подходит и,