Где дом и дым глубин и алый - Александра Васильевна Зайцева
– Меня ждёшь? – поинтересовался Ваня, протягивая Лене брикет мороженого.
– Зачем это? – она неохотно взяла, но снимать обёртку не стала.
– Просто. Не любишь?
– Не хочу. Но спасибо, Динику отдам.
Лена отвернулась, бросилась вверх по ступеням. А когда снова пошла во двор, остановилась на полдороге; думала, Ваня уйдёт, но он остался у крыльца – вертел в пальцах связку ключей и разглядывал тополь, будто там есть чем любоваться. Можно пройти по галерее и прошмыгнуть на центральную улицу с другого крыльца, но это же нелепо. И Ваня сразу поймёт, что она его избегает. Почему бы не сказать прямо: не до тебя мне, отвяжись. Грубо? Зато без надуманных отговорок. Лена бы так и сделала, но ведь он принёс мороженое.
– Диник передаёт спасибо, – буркнула Лена, боком протиснулась мимо Вани и чуть ли не вприпрыжку кинулась к воротам.
Он нагнал, пошёл рядом.
– Я за водой, в магазин. – Лена ускорила шаг.
– Ладно.
– Я сама.
– Мне тоже надо.
И как его отшить? Лена упрямо молчала и смотрела строго перед собой, представляла, что идёт одна, но краешком глаза всё равно цепляла длинную Ванину тень. Вот же пристал. Невыносимо. Наверняка усмехается, как обычно. Он же видел, какая она слабая, и знает, какая безмозглая.
Но когда они подошли к «минисупермаркету 24», одновременно шагнули внутрь и неловко сшиблись боками, Лена сердито охнула, вскинула глаза и никакой насмешки не увидела. Ванино лицо было печальным и немного удивлённым. Словно Лена что-то пообещала и подвела, или сказала гадость, или толкнула нарочно. Чушь какая! Но Лена почувствовала себя виноватой. Немного. Открыла рот для какой-нибудь вежливой фразы, в целом бессодержательной, зато способной сгладить неловкость. Но так и не придумала, что именно сказать.
В этом магазине вода кончилась ещё утром. В следующем – ближе к обеду. Ещё в одном «вот только перед вами последнюю бутылку забрали». И тогда Ваня предложил пройтись к ближайшему гипермаркету, раз других вариантов всё равно нет.
Он вёл её по солнечным улицам и не пытался разговорить. Купил в маленькой кондитерской два стаканчика кофе навынос, уронил крышку со своего, ткнулся носом в молочную пенку, и Лена не выдержала, засмеялась. А дальше совсем легко стало. Если бы Лену спросили, о чём они разговаривали, не смогла бы пересказать. И уж тем более объяснить, над чем смеялись. Просто. Это же часто бывает, когда слова вроде мыльных пузырей – нет в них ничего, кроме хорошего настроения. Лёгкая болтовня, в которую незаметно вплетаются лица прохожих, улыбки продавцов, солнечные искры на стёклах машин, брызги от поливалок на газонах, шелест листьев под ногами, гитарное треньканье из крошечного сквера, где несколько парней и девчонок напевают невнятно-бодрое, сытный густой запах чебуречной, мимолётные сладкие духи, клубничная жвачка, воробьиный гомон, быстрые взгляды, клочки чужих разговоров, отзвуки детского смеха, пронзительный звук светофора, оранжевые герберы в витрине цветочного магазина, узкий бордюр под подошвами, взмах руками, случайное прикосновение…
И ты забываешь обо всём. Ты просто живая. Ты просто есть, и это по-настоящему прекрасно.
Лена стала беспечной, потеряла бдительность. Слишком увлеклась своим неожиданным незатейливым счастьем. Поэтому его пустой взгляд словно ударил её в живот. Вышиб весь воздух. Ваня подхватил под локоть, удержал, потянул вверх. Но как стоять, если колени словно жидкие? Как дышать, если лёгкие распирает крик? Лена пошатнулась, пальцы разжались, пластиковая баклажка с водой грохнула об землю.
Папа будто не заметил, поглядел мимо и отвернулся.
– Он нас не слышит, – сказал Ваня. – И не видит.
Взял её за руку – крепко, требовательно, – приказал «пойдём!» и повёл от ворот на галерею. Вверх, вверх. Вот так, одну ногу, потом другую, умница. Давай, потихоньку, до дверей.
А там передал Рузе, будто механическую куклу. Сказал ещё «держись». Но держаться было не за что.
Тётя Руза объявила, что это семейное дело и посторонние могут удалиться, но разве кто-то её послушал? Нет, они все топтались на галерее и уходить не спешили. Только Диник присел у стены, съёжился, обиделся сначала на то, что не пустили к папе, потом на то, что папа не обратил внимания на его, Диника, радостные крики – даже на секунду не взглянул на Диника. Марина попыталась объяснить, что папа не может их увидеть, пока, временно. Так бывает. Но Диник не поверил, а когда Лена его не поддержала и не утешила, почувствовал себя окончательно преданным. Даже с Александрой Антоновной отказался разговаривать. Только серому коту позволил подойти и сесть рядом. Потому что котик хороший, котик Диника понимает, не то что эти все…
Марина встретила папин приезд стойко, будто знала, что так будет. Только уголок её губ подёргивался иногда и голос проседал, прерывался коротким сухим подкашливаньем. В остальном – обычная Марина. Собранная, спокойная. Аккуратно причесалась и даже глаза подкрасила.
Лена причёсываться не стала. Но отдышалась, немного пришла в себя с Рузиной помощью. А теперь будто раздвоилась. Одна Лена смотрела на папу с галереи третьего этажа, а вторая стояла рядом с ним в центре двора, посерёдке. Она и правда стояла там совсем недавно, но воспоминания об этом почти выветрились, как нечто далёкое, прошлогоднее, совсем неважное. И будто впервые не замечали её идущие мимо люди, не подходили дети, слепо таращился сквозь неё коричневый дедушка, неподвижный, как памятник.
И папа такой же неподвижный. Высокий и прямой в своём лучшем костюме – «нарядный мужчина, видный, настоящий жених», одобрила Александра Антоновна, – а над воротником белой рубашки серое измождённое лицо – «почти покойник», определила тётя Руза.
Папа!
Приехал!
– Я должна с ним поговорить, – решилась Марина. – Я готова.
– Угу, должна, – согласилась тётя Руза. – О чём?
Марина открыла рот, закрыла, моргнула пару раз и слегка пожала плечами.
– О будущем? – с сомнением предположила она.
– И какое будущее у вас намечается?
– Не знаю…
– Дениска сказал, ваш папа ремонтами занимается, что угодно может починить, – подала голос Александра Антоновна. – Да? Да. А если да, обязательно надо брать, как считаете?
– Куда брать? – не поняла Лена.
– Вообще, – Александра Антоновна широко развела руками.
Она про дом, ну конечно.
– И тогда вы сможете его вылечить, так? – голос Лены сорвался, перехватило горло.
Александра Антоновна обвела взглядом Лену, Марину, Диника и снова обратилась к Лене:
– Мы здесь кое-что умеем, но не по части
