Земля под снегом - Эндрю Миллер

он не будет властен, и это пугало сильнее. Сон, где он сидит в кресле начальника станции, и звонит красный телефон, и большие составы мчатся в тумане к какой-то катастрофе, пока не сбылся, но кто знает. Слез, конечно, не избежать, но все будет цивилизованно. Он произнесет какие-то слова о беременности Айрин. Она женщина, и ей не нужно объяснять, насколько это меняет дело. Расплывчато подумалось про Новый год, когда все протрезвеют после Рождества и осознают, что зима еще надолго. Наверно, это самый подходящий момент. Дольше тянуть опасно.

Он вышел из машины, чтобы привести одежду в полный порядок и выветрить до конца ее духи. Поискал в небе этот блеск, это странно маневрирующее свечение, но на тот момент в нем ничего необычного не было.

2

Билл пересек двор под дождем, идя по лучу своего фонаря. Он проспал лишние полчаса, но темень оставалась нетронутой. Он тянул вполголоса мотив гимна, который они пели в школе, терпя неимоверную скуку воскресных служб. Войдя в доильню, зажег свет. Из двух лампочек загорелась только одна. Среди немногого, о чем мистер Эрл сообщил по своей инициативе, было то, что электричество провели на ферму только в 1955 году.

Он включил вакуумный насос, принес ведро, наполнил его водой с дезинфектантом. Перешел в шиппон и поздоровался с коровами. Они последовали за ним наружу. Два отрезка цепи между шиппоном и доильней ограничивали маленький участок ожидания. Первые две коровы у входа в доильню были те же, что обычно. Они смотрели на него, как соседки, пришедшие попросить взаймы стакан сахара. Дождь одел их в световые костюмы. Они знали свои места в доильне, полностью привыкли к ней уже. Одна подняла хвост и опорожнилась. Другая лизнула на пробу стену доильни. Он вымыл им соски и, сдоив немножко первого молока в кружку, проверил, нет ли комков или чего-то инородного. Приладил стаканы доильного аппарата и встал посмотреть на круговую шкалу вакуумного манометра. Постучал по стеклу, стрелка передвинулась, остановилась. На одну корову уходило минут пять, плюс-минус. Друзилла была в последней паре. Потеряв теленка, два-три дня мычала и, казалось, искала его, но потом вернулась к своему обычному недоброму состоянию, и он берегся ее копыт. Он видел коров с кандалами на задних ногах, не дающими брыкаться. Они переступали, как арестанты. Неприятно было смотреть, хотя он знал, что скажет более опытный человек: мол, скотина не против, она не страдает, она едва замечает. Это тебе не комнатные собачки. Рита с коровами цацкалась, но это Рита. Летом сплела венок из полевых цветов и водрузила на свою любимицу. Корова носила этот венок достаточно долго, чтобы она успела ее сфотографировать одним из отцовских аппаратов (тем, которым он все снимал на войне, в том числе и лагерь, вероятно). Карточку она прикнопила к двери кабинета.

К тому времени, как он после дойки окатил из шланга и вычистил доильню, фонарь ему перестал быть нужен. Строения походили на то, что обнажает на морском берегу отлив. Он взял с обычного места у двери шиппона привязь и крикетную биту и пошел к быку. В это время суток с ним проще. Сумерки скрадывали их встречные взгляды, делали их, возможно, не такими грозными. Он всматривался в быка целую минуту, потом вошел в выгородку и нацепил привязь на латунное кольцо в его носу. Близкое дыхание на тыльной стороне твоей ладони, близкий жар бычьего сердца, работающего на холостом ходу. Он тронул бедро животного концом биты. Бык двинулся на почти негнущихся ногах. Он повел его к коровьему выгулу. Когда они выбивались из совместного ритма, его резко дергало назад, словно он, как воздушного змея, тянул за собой планету. На выгуле коровы деликатно вытягивали клочья из сенной массы. Он ввел к ним быка, оставил в их окружении, отцепил привязь и, пятясь, вышел. Закрыл за собой ворота. Бык стоял, источая свою черноту в воздух, неподвижный, будто поглощенный своей собственной мифологией, обратившийся в базальт, вошедший в колдовской транс. Коровы не проявили к нему видимого интереса. Они не подняли голов и не перестали жевать, но присутствие быка перестроило их мир полностью. Среди них стоял непреложный факт. Факт стоимостью в двести гиней.

– Да трахни же хоть одну, – прошептал Билл.

Он проверил запор на воротах и двинулся к дому, размахивая битой, отрабатывая изощренные крикетные удары под рассредоточенные аплодисменты, прилетевшие из призрачной жары давнего лета. Он был еще молод, но столько уже всего ушло безвозвратно.

В доме он разбил шесть яиц в фарфоровую миску. Посолил, но не поперчил, потому что не нашел перца. Взбил вилкой, сковорода была в раковине, он вымыл ее и поставил на горячую плиту. Кинул на исцарапанную сталь шмат масла чуть ли не со свой кулак. В масле, подумалось, весь секрет. Влил яйца и передвинул сковороду на край плиты. Поискал хлеб во всех возможных местах, но его не было. Была пачка галет. Он видел ее уже, но не помнил когда. Пахли нормально и были еще довольно хрусткие. Помешал яичницу, поднимая сгустки со дна сковороды. За полминуты до готовности перенес сковороду на стол и уселся. Начал есть – вилка в одной руке, галета в другой. С полным ртом потянулся к радио, включил и повернул колесико, переходя с «Люксембурга» на внутреннее вещание Би-би-си. Шел обзор вчерашних сюжетов: «Поларис» вместо «Скайболт»[38], тринадцать африканцев и белый полицейский убиты в Южной Африке, визит Гейтскелла[39] в Москву, красный шпионаж в Германии. Космический аппарат «Маринер–2» вот-вот после ста десяти дней полета подойдет к Венере на самое близкое расстояние. В подвальной квартире в Пимлико пудель Митци погиб при пожаре, причина которого покрыта тайной.

Пришла Рита, и он выключил радио. Она была в пижаме – в его пижаме. Села рядом. Лицо припухшее.

– Голодная? – спросил он.

Положил на галету немного яичницы и дал ей. Она съела и облизала пальцы. Дал ей еще раз то же самое. Доев, она толкнула свой стул назад и пошла наверх. Билл поставил чайник. Вода еще не закипела, когда он услышал, как ее рвет в ванной. Подошел к лестнице и громко спросил:

– Нужна моя помощь?

Через несколько секунд она ответила, что нет.

К середине дня она, похоже, вполне оправилась. Они переоделись в спальне каждый на своей стороне кровати. Большую часть утра беспрерывно лил дождь, но сейчас развиднялось, небо делалось светлей, выше. Билл надел костюм из кардной серой фланели, к