Системные требования, или Песня невинности, она же – опыта - Катерина Гашева

Не так здесь ходят, стучатся, заглядывают в окна мертвецы, замирают, ждут: вдруг откроют. А Карасев, он просто… Гуляет, выдумывает что-то. Наверняка там, где идет, будет хороший урожай, а если хозяева отчаются, не приедут, взойдут небывалые гигантские лопухи. Кстати, надо спросить у детей: знают ли они, что лопух и репей – один и тот же цветок?

– Дядя Скворцов! – позвал от домика голос Маруси.

Она стояла без куртки, ежилась под снегом.

– Все уже? – удивился Скворцов.

– Ага, – (сигарета у Маруси наконец зажглась), – поцеловались… И я ему рассказала. Ну, про болезнь, сколько мне лет… Потом шампанское выпили. Не все, там тебе еще осталось. Потом он мне стал рассказывать. Как они на выпускном на тележке из супермаркета катались. Клево, да? Он обещал меня покатать.

Скворцову будто камень с души отвалили. Хотелось выпороть мерзавку или расхохотаться. Увы, ни того ни другого сделать было нельзя.

На тележке Маруся таки прокатилась через неделю. Лис сдержал слово. Было много визгу и хохота. Наблюдавший покатушки издали Скворцов вовремя перехватил выскочившего на шум охранника и объяснил ситуацию.

– И что, этот глист не слился? – удивился охранник.

– Видишь же.

– Мужик. Уважаю.

Скворцов тоже подумал, что Лис, оказывается, не такой дятел, каким выглядит. Во всяком случае, то, что он заботится о Марусе, достойно уважения.

* * *

Снег так и не ложился. Высыпал с вечера, примерялся, а наутро таял. Декабрь промозгло топтался на месте, будто календарь заклинило. Обитатели странного дома, и Лис с ними за компанию, ходили с распухшим носом, надрывно кашляли, чихали, лечились малиной и водкой. Зараза не тронула только Скворцова, который с детства не болел простудными, и Марусю.

Они еще раз навестили кошек, побывали в зоопарке и за кулисами цирка, куда их провела художница – знакомая Скворцова по неформальской тусовке прошлого столетия.

Лис допытывался, правда ли Маруся умирает и нельзя ли… Скворцов объяснил, но, кажется, не убедил, потому что в следующий визит парень приперся с ворохом распечаток медицинского научпопа. Сашка еле-еле успел настучать ему в репу. Лис не обиделся, понял.

Удалось разобраться и с квартирой Марусиных родителей. Оказалась она, кстати, в другом городе – пять часов на электричке или шесть на поезде. Это обстоятельство (не время на дорогу, а местоположение) внезапно упростило вопрос с ключами, поскольку местный горотдел полиции возглавлял очередной знакомый Скворцова по Чечне.

А электричку, на которую Скворцов рассчитывал, отменили. Пришлось возвращаться в дом, чтобы перекантоваться вечер и половину ночи.

– Может, обзвонишь подруг, – предложил Скворцов, – ты ведь хочешь с ними увидеться?

Маруся пожала плечами, но потом потянулась за телефоном. Лис умчался в общагу, а на кухню, где Скворцов пил чай из непригодившегося термоса, заглянул Сашка, вынул из морозилки пузырь разведенного спирта и предложил присоединяться. Теперь пришла очередь Скворцову пожимать плечами. Впрочем, отказываться было глупо. Под сигареты и необязательную болтовню усидели полбанки. Потом Сашка ушел спать, а Скворцов остался почитать книжку.

Выбор был невелик. Какие-то похождения «Бешеной» в зеленой глянцевой обложке, на которой рыжая баба в ментовском кителе палила в читателя из табельного, видимо, оружия, и том Фейхтвангера.

«Лис в винограднике» Скворцов по молодости прочел, следуя тогдашней интеллигентской моде, удовольствия не получил, но бешеные со шваркнутыми, мочеными и горелыми не привлекали его совершенно, так что предпочтение было отдано немцу. Ну, то есть немецкому еврею, чтобы быть совсем точным.

В полтретьего из своей комнаты выбралась зевающая Маруся.

– Не знаю, как я туда зайду, – сказала она. – Страшно почему-то.

Скворцов худо-бедно ее успокоил, и они стали собираться.

Сонный Лис ждал на вокзале – спал, сложив голову на объемистую дорожную сумку. В Верещагинском у него жили родственники, и бабушка обязала отвезти гостинцы.

Ночная электричка шла почти без остановок. В вагоне, кроме них троих, народу почти не было. Дрыхла в углу у тамбура некрасивая, слишком крупная, на вкус Скворцова, девица; тихонько переговаривались между собой старик со старухой неопределяемого возраста; да на «Рабочем» вошел долговязый парень в черном, легком не по сезону плаще и огромных наушниках. Устроившись, он принялся притопывать ногой и подпевать неслышимой окружающим музыке.

Лис достал из кармана жестянку монпансье и предложил сначала Марусе, а потом и Скворцову. Тот взял леденец из сентиментальных соображений. Монпансье последний раз попадались ему за год до падения Берлинской стены. В более поздние годы Скворцов просто забыл, что они такие бывают.

– Осенью… – Маруся душераздирающе зевнула и уставилась на Скворцова, – еще до тебя, мы ходили на днюху к Веньке. Он себе подарил винтовку и всем хвастался, а потом, прикинь, зарядил, палец на курок, а другой рукой дуло закрыл.

– Зачем? – искренне удивился Скворцов. Его, человека военного, всегда раздражали подобные понты.

– Не знаю, типа он бесстрашный такой… – Маруся подавила очередной зевок. – А я так испугалась, ну… пнула его. По яйцам. А он выстрелил и ладонь навылет прострелил. Пришлось «скорую» вызывать. Так к нам ехать не хотели, там, когда спросили, как дело было: мы же хохотали все. Веня, конечно, не хохотал, а остальные… Помнишь, Лис?

Лис кивнул, помолчал и сказал вдруг с некоторым даже вызовом:

– А я не люблю оружие. Мама говорит, идиосинкразия.

– Что это? – заинтересовалась Маруся.

– Не переношу.

– Почему?

– Из-за отца, наверное. Он из охотничьего ружья застрелился, я рассказывал.

Электричка буравила ночь и совсем не была похожа на собаку. Скворцов слышал, что в нефорском жаргоне их так называют из-за похожей морды, но в чем это сходство, так никогда и не понял.

– Мама с эт… с отчимом в прошлый Новый год в Грецию ездили. Она мне браслет привезла. Из ракушек. Их там прямо на берегу собирают.

Скворцов начал клевать носом и, чтобы взбодриться, вытащил термос с заваренным по особому рецепту чаем. Спать, пока дети находятся в зоне его ответственности, он не собирался.

К Верещагинскому подъехали посередине мутного, совсем не зимнего рассвета. Маруся с визгом сиганула в руки спустившегося первым Лиса, и они чуть не покатились, но были пойманы Скворцовым, которому пришлось ускоряться, чтобы поклонение корням не закончилось для Маруси травмпунктом.

На пятачке за зданием станции их встречал знакомый с ключами. Он и подвез троицу до двора, где уже ждали Марусины подруги. Ни лиц, ни имен Скворцов не запомнил: с некоторых пор он плохо усваивал ненужную информацию.

Девицы визжали на ультразвуке и взахлеб делились впечатлениями. Маруся не