Нахид - Шахрияр Замани

Я беру сэндвич и кладу на прилавок ассигнацию в двадцать туманов. Получилось вообще-то неплохо: и поем в этом уютном тёплом месте, и скоротаю время до приезда Асгара. Сажусь за столик у окна и из-за шторки изучаю улицу. Продавец свёклы закрыл торговлю, и за окном теперь ни души. Хозяин закусочной приглушил радио и считает выручку, а у меня кусок застревает в горле, хотя сэндвич его оказался вкуснее, чем я предполагала. И тут этот добрый пухлый мужчина подходит ко мне с бутылочкой пепси на подносе и кладёт на столик двадцать два тумана.

– Так не пойдёт, – говорю я. – Почему вы не берёте деньги?!

– Во-первых, здесь слишком много. Во-вторых, вы не хотели покупать еду, и я вам сам предложил.

– Но так вы разоритесь!

Он ставит на стол круглый поднос и говорит:

– Джозеф – это я – каждый день вон туда на улицу относит по тридцать-сорок бутербродов, угощаю народ. Как говорите вы, мусульмане: если не лицемерно, принимается.

– Каждый день это делаете?!

– Я в мои годы не могу уже закрыть заведение и пойти на демонстрацию. Но каждый вносит свой вклад, госпожа.

Не ожидая моего ответа, Джозеф возвращается за стойку и садится там под фотографией с изображением Девы Марии, вокруг головы которой сияет нимб. Меж тем у меня разыгрался аппетит, и я в охотку доедаю бутерброд.

«Кадиллак» Асгара останавливается перед главным входом в хосейние. Я благодарю Джозефа за его любезность и прощаюсь с ним. Его доброту в этот холодный тревожный вечер я не забуду никогда. Этим вечером то и дело мне приходится бегать, и надо же было надеть столь неподходящую обувь! Впрочем, высокий каблук-это почему-то мой первый и последний выбор. Не успеваю я открыть рот, как Асгар спрашивает:

– Когда была твоя самая последняя встреча с господином Пирниёй?

– Вчера вечером. Я закончила с надписью на веранде, и мы с Хоршид-ханом поехали в одно место, потом он отвёз меня домой.

– Куда вы ездили?

Уклончивый ответ не пройдёт, и я отвечаю точно:

– В дом одной из заключённых, Хатун-ханум.

– Всё-таки рискуешь и своей головой, и чужими. Ты говорила, что у тебя ключ от хосейние, так? Дай его мне.

Я не могу сдержаться:

– Ты не имеешь права отчитывать меня. И ключ я тебе не дам.

Асгар хватает ремень моей сумочки:

– Не время для шуток. Дай мне ключ.

– Хоршид-хан вчера дал мне ключ с условием пользоваться им лишь при крайней необходимости. Как видишь, я сама не стала открывать дверь.

– Сегодня Кейван уже привозил отцу ужин, и никто не открыл. Машина здесь, но сам он отсутствует. Жизнь Пирнии в опасности, так что не заставляй меня ждать.

Я отдаю ему ключ: его слова меня встревожили. Когда Асгар говорит о мёртвых и живых, это не шутки. Он открывает дверь хосейние и говорит мне:

– Подожди здесь, возле моего автомобиля. И хорошенько вспомни, что ты делала вчера и сегодня, где ты была, что говорила и слышала.

Я сразу вспоминаю последние слова Пэжмана:

– Сегодня я была у Пэжмана, и он сказал две важные вещи: Бахрами в бегах, и я не должна ходить в хосейние.

– Ну, теперь ты видишь!

Асгару повезло, что он быстро исчез в хосейние и закрыл за собой дверь, иначе я бы ему так ответила… Парень настолько зазнался, что числит меня среди своих подчинённых! Правильно говорила Шамси: он на всех смотрит сквозь призму дел об убийстве и воровстве.

…Вновь открывается дверь хосейние, и появляется Асгар – словно в воду опущенный. Опершись обеими руками о крышу «Кадиллака», он говорит мне:

– Я тебе найду транспорт, и поезжай домой.

Итак, Хоршид, по-видимому, его отчитал, потому он и смягчился?

– Ты повидался с ним? – спрашиваю я.

Асгар неожиданно вскакивает на задний бампер своей машины и вращает глазами. Стало быть, склонности к актёрству он не потерял. Сложив руки в рупор, он кричит вдаль:

– Эй, командир! Командир!

Полицейский, маячивший поодаль, оглядывается:

– В чём дело?

Заметив Асгара, он идёт к нам. Он молод и накачан.

– Ты для чего там ворон считал? – спрашивает его Асгар.

Полицейский вытягивает шею:

– Ты как говоришь с представителем закона? Сейчас я тебе покажу «ворон»!

Асгар взрывается:

– Ладно, ты не узнал меня. Но как ты мог не узнать машину старшего следователя следственного управления?! Какой осёл вообще дал тебе звание и право ходить в форме?

Полицейский обескуражен. Он показывает Асгару своё удостоверение и объясняет:

– Меня только что перевели в Тегеран. Клянусь детьми – я не лгу.

– Как долго ты был на этой улице?

– С полудня и до сего часа.

– Не видел, кто-нибудь входил в хосейние или выходил?

– Хосейние? Какая хосейние?

– Черт побери тебя и полицейское управление, сделавшее тебя сержантом!

Взяв за руку полицейского, Асгар отводит его в сторону и потихоньку ему что-то говорит. Потом добавляет громко:

– Когда позвонишь, сразу назад к этой двери. И чтобы комар не пролетел ни внутрь, ни наружу!

Придерживая дубинку, полицейский пускается бегом. А мне становится страшно.

– Не хочешь объяснить, что случилось? – спрашиваю я.

– Ты вся дрожишь. Давай сядем в машину.

В машине Асгар включает печку и говорит:

– Прошу тебя, перескажи мне разговор с Пэжманом слово в слово.

Звук рации заставляет меня вздрогнуть.

– Я Центр, я Центр. Вызываю Орла.

– Я Центр, я Центр…

Асгар берёт микрофон и ворчит:

– Наконец-то пришла очередь Орла… – Потом он говорит в микрофон:

– Центр, я слушаю. Орёл на связи.

– Здравствуйте, Орёл, зарегистрировано сообщение об убийстве. Как поняли?

Асгар поворачивается ко мне и прикрывает микрофон ладонью:

– Прости, но мне запрещено говорить при посторонних.

Я захлопываю дверцу и прислоняюсь к машине, прикладываю руку к груди. Сердце закололо, и горло болит. Спокойная поза вернувшегося сержанта поражает меня. И взгляд его ровный. Асгар выходит из машины с глазами, налитыми кровью. Уверенная, что произошла трагедия, я взрываюсь:

– С Кейханом беда?! Он ранен? Скажи мне правду!

– Ты точно видела, как этот парень, Хушанг, сел на мотоцикл и бежал отсюда?

– Если ты имеешь в виду Салмана, то да. Я не слепая. Он прятался вон за тем большим деревом.

Асгар подносит ко рту микрофон и отходит в сторону. Говоря что-то, он держит руку в кармане брюк. А раньше я не видела, чтобы он держал руки в карманах. Но сейчас он потерял свою обычную надменно-выпрямленную осанку. Ослабив узел галстука, он стоит рядом со мной и говорит:

– Кейхан – удивительный тупица!