Нахид - Шахрияр Замани

Я уже не владею собой и не могу сдержать рыданий.

– Я не знаю, что здесь происходит, – говорю я, – но ты не имеешь права оскорблять Кейхана. Почему всех собак вешают именно на него?!

Асгар решил ответить мне притчей:

– Был китайский мудрец, который за один юань читал молитву о ниспослании дождя. Его ученик запомнил заклинания и открыл свою лавочку, причём читал молитву о дожде за пол-юаня. Люди ушли от него довольные, но скоро прибежали в панике. Говорят, дождь так хлынул, что деревню их снесло потоком. А молодой чародей бьёт себя по лбу и говорит, что, к сожалению, молитву о прекращении дождя он не выучил. Нахид, ну почему мы никогда не досиживаем до конца урока?

Глава десятая

Приехав домой, я обнаруживаю, что Шамси и тётя Туба сладко спят. Тётушка лежит на боку, и выражение её лица спокойное. О, как много у меня для неё невысказанного! Но будить её было бы эгоистично. Дождусь утра и тогда изолью ей душу. Как я могла забыть сообщить ей главную новость из жизни Асгара? Но это вышло кстати. Заносчивый братец этого недостоин.

Этой ночью мне явно не заснуть. Я решаю дождаться приезда Асгара и узнать, что же произошло в хосейние. Господи, как медленно приближается утро! Звонок телефона повергает меня в панику. Это Захра. Безжалостно и несправедливо она вливает мне в душу яд – неописуемый по силе. Я выбегаю на крыльцо и рыдаю, и этот плач совершенно меняет моё состояние. Я начинаю видеть как бы некое дерево; я не знаю, когда и как оно выросло, но оно пустило корни очень глубоко в моей душе. Меня доконала не смерть Хоршид-хана; я вдруг остро почувствовала скорбь по хадж Исмаилу Рузэ. Я вижу его тело, покоящееся под тонкой белой простынёй возле ствола орехового дерева, и людей, собравшихся в кружок вокруг него. Он говорил, что не проживёт долго после смерти Парвиза; так оно и вышло. Он завещал похоронить его рядом с Парвизом; так и сделали. Он говорил: берегите дорогую Нахид как любимый цветок; а вот это не сбылось. Если бы мой отец был его родным сыном, насколько иначе он вёл бы себя! Природный сын – это не юридическое понятие. Есть тысячи способов прикипеть душой к кому-то. Хоршид-хан, безропотно отдавший своё сердце хосейние, не имел, на первый взгляд, никакой связи с владельцем этого участка. А меня саму – что связало с той кровавой рукой, след которой на стекле так поразил меня и заставил приехать на родину? Эта привязанность сердца, имени которой я не знаю, а саму её начала видеть лишь недавно, гораздо сильнее любых кровно-родственных уз.

Люди собрались возле морга. Церемония прощания с Хоршид-ханом отличается как небо от земли от тех похорон, на которых я бывала. Людей поразила его смерть, но захлестнувшее всех горе не привело к депрессии, а как бы сблизило жителей квартала. Синяя дверь морга открывается, и оттуда выводят – точнее, выносят – потерявшего сознание Кейхана, чьи ноги волочатся по земле. Ему брызжут в лицо водой, но он не приходит в себя. Ширази распоряжается:

– Моджтаба, скорее доставь его в медпункт.

– Я тоже поеду, – говорю я, однако Ширази возражает:

– А зачем вам? Ведь у нас с вами важное дело.

Поправив чёрную шаль, закрывающую мои волосы, я спрашиваю его:

– Вы не могли бы отложить наше дело на время после похорон Хоршид-хана?

– Иногда жизнь безжалостна, – говорит с горечью Ширази, оглянувшись на морг. – Порой не можешь присутствовать на похоронах дорогого тебе человека, потому что в этот час и минуту ты должен быть в другом месте.

Хорошенько подумав, я понимаю, что, если мне смерть Хоршида причинила боль, то на этого человека она обрушила настоящую муку. И если он идёт на жертву, то почему бы не пойти и мне? Кейхана меж тем усаживают в «Пейкан» и увозят. Его лицо белое, как алебастр. Смерть отца буквально раздавила его, и до самого утра Кейхан мучился, как человек, укушенный ядовитой змеёй. Я стала молиться в эти дни; попросила Господа дать ему стойкости. Не знаю, почему он не воспринимал серьёзно предупреждения Хоршид-хана. Он словно ослеп и перестал отличать друга от врага. Предательство же – тем более такое, жертвой которого стал отец, – поколеблет любую гору. И, как бы Кейхан ни пытался себя оправдать, он вновь и вновь видел, что это – его вина. Конечно, близкие проявили к нему великодушие, и я не слышала резких слов, никто даже виду не подал.

Асгар сказал, что подлец Хушанг признался в слежке за хосейние, однако утверждает, что ничего не знал об убийстве. «Я сам не уверен, – сказал мне Асгар, – произошло ли убийство покойного Пирнии по заранее составленному плану, или агенты проявили неумеренность, а была задача только припугнуть».

Асгар рассказал мне, что в этом году по приказу начальника тегеранских саваковцев траурную церемонию в хосейние запретили: место это слишком близко к центру города. Совет попечителей подтвердил решение, однако он же тайно организовал ремонт хосейние, чтобы провести церемонию с большим размахом, чем обычно. Быть может, я становлюсь суеверной, однако мне кажется, что в нашу иранскую душу глубоко врос сюжет о Рустаме и Сохрабе, читай: о Хоршиде и Кейхане. Роли меняются: сын занимает место отца, а отец – место сына.

Я сажусь в просторный пикап Ширази. Сердце моё разорвалось надвое: одна половина сопровождает Кейхана, вторая осталась на кладбище Бехеште Захра. И мне кажется, что это не я уезжаю с кладбища. Я осталась там, а увозят другую Нахид – изгоняют из рая: ведь «бехешт» по-персидски – рай. Ширази изо всех сил старается сдержать слёзы и всё-таки не может. И прорываются его громкие рыдания, и плечи его трясутся. А я за эти дни плакала столько, как не плакала за всё моё детство.

Я смотрю в окно машины. Монотонно шумит дождь. Высовываю руку из окна, чтобы дождь промыл её: если руки будут чистыми, то и всё моё существо очистится.

– Не простудятся там, в кузове, ребята? – спрашиваю я.

Господин Ширази платком багрового цвета вытирает лицо и бороду и смотрит в зеркало заднего вида. И отвечает:

– Госпожа Нахид, о чём вы? Это – молодые революционеры. Они под пулями не дрожат, а дождь – это милость Аллаха.

Я оглядываюсь. Десять или пятнадцать возбуждённых парней взялись в кузове за руки, выкрикивают лозунги, распевают траурные песни или, наоборот,