Перед солнцем в пятницу - Альбина Гумерова
В день заезда Лиза и Николай Иванович долго стояли в пробке на выезде из города, Лизу это утомило, и, пока Николай Иванович топил баню, девушка уснула на нерасправленной постели. Ее друг, когда обнаружил свою гостью спящей, укрыл ее колючим теплым пледом, бросил в печь пару поленьев, а сам поднялся на студеный второй этаж, хотя другие спальные места внизу были.
Рано утром в субботу Лиза разбудила Николая Ивановича. Наскоро позавтракав, они отправились на станцию, чтобы на электричке проехать в лес и собирать там чернику. Однако природа одарила людей грибами. Здоровые, красивые, словно настоящие бойцы, стояли могучие белые то здесь, то там на полянках, возле деревьев, пней, и до черники мало кому было дело – люди набросились на грибы. Обезумев от щедрых летних дождей, земля рождала и рождала грибы. Николай Иванович, в прошлом неплохой охотник, сбор грибов также считал охотой, а Лиза плохо в них разбиралась, не умела увидеть шляпки и была ягодная душа, часами могла собирать любые ягоды: хоть с куста, хоть с земли, хоть с дерева. Так она успокаивалась, размышляла, мечтала, благодарила лето.
Ягоды – дело женское, нежное. Лиза делала варенье, не по рецепту, всегда на глаз. А еще она смеялась по любому поводу, и смех ее был легок, звонок, настоящий ягодный смех: кисло-сладкий, мягкий, истинно девичий. И пахла Лиза дождевою травой.
В субботу она собрала лукошко черники, а Николай Иванович – полную корзинищу грибов. Резиновые сапоги были Лизе велики, но внутри ногам тепло. И телу было тепло, как это приятно – ощущать сухую теплоту тела, когда вокруг пахнет мокрой природой, сырыми стволами деревьев, землей – свежее запаха и сыскать нельзя! Николай Иванович умудрился развести костер, пожарили сосиски и хлеб. А когда шли на станцию, Лиза увидела кусты черники с крупными ягодами, присела возле них…
На электричку они опоздали и шли по шпалам почти три часа, но совершенно не устали. Дорогой Лиза ела чернику, и губы, и зубы у нее посинели. А на даче хозяин устроился возле крыльца и занялся обработкой грибов, а его гостья – своей черникой. Лиза сварила варенье и, пока оно остывало, села возле Николая Ивановича у куста крыжовника и за разговорами не заметила, как собрала полведра.
Мелко накрапывающий дождь вдруг хлынул, заставив людей скрыться в доме. Лиза откинула от окна тюль, и в кухне стало светлее. Пока в большом эмалированном тазу чистила картошку к грибам, глядела, как капли ползут по стеклу. Лиза очень любила дожди, все в ней пело во время дождя. Она любила в природе воду во всех ее проявлениях: в дожде, в реках, озерах, даже лужи и болота любила. Лиза отлично плавала, полностью доверяла воде и была уверена, что вода уж точно не заберет ее с земли.
Любила воздух после дождя, себя, мокнущую под дождем, ощущать на себе мокрую одежду и зябкость, любила продрогнуть, а после переодеться в сухое и всем телом радоваться теплу.
Николай Иванович покрошил грибы, Лиза – картошку и лук. Пропарили немного грибы, а потом вывалили и картошку в большую чугунную сковородку. Николай Иванович сказал, что эта сковорода – подарок на свадьбу от тещи. Сковородка была Лизина ровесница, ей в этом году тоже исполнилось тридцать три. Накрыли они свой не то обед, не то ужин крышкой, и хозяин повел Лизу на второй этаж, к окошку, в которое заглядывали старая ель и рябина.
Огромные каплищи, задерживаясь на мгновение на крепких бусинах, ухали вниз. Ель терпит дождь, не радуется ему, а рябина, напротив, с восторгом омывается, стараясь каждый свой листик подставить под него. Ель с первого взгляда показалась Лизе старухой, а рябина – ее молоденькой внучкой, которую строгая старуха не пускает от себя и корит за бесстыжие рыжие бусины, которые рябина, не в силах удержать в себе, выставляет напоказ, радуется и стыдится одновременно и пуще рдеется своими горькими твердыми ягодами, ржавеет листьями, и это только красит ее. Ель рядом с нею злилась, ощетинивалась еще больше, а редкие шишечки, которые она рождала, таились в суровых иглах и время от времени падали на землю и на крышу дома. Лиза пока еще рябина, но когда-нибудь станет и елью, а рядом непременно окажется рябина, и, если ее от всего сердца не любить, придется выносить чужую молодость, силу, красоту. Лиза будто прочувствовала елину боль, тяжелую глубокую мудрость, которая ни ей, ни красавице-рябине не нужна, но она есть, крепко в корнях засела. Ель была выше рябины и выше дома, и макушка ее была вострая.
Николай Иванович рассказал, как построил этот дом, как ходил в лес и приносил по два-три бревна в день. Как клал печь. Как в доме росли его дети, как сын рыбачил в болотце за баней и дочка варила рыбку своим многочисленным котятам, которых отыскивала в округе и приносила на дачу. Котята за лето подрастали, и девочка ежегодно плакала, не желая оставлять их на зимовку, но в городскую квартиру взять котят, конечно, не могли. Они обычно не доживали до следующего лета. Девочка их искала, звала, горевала о них, но вскоре находила новых и возилась с ними. И кто была та странная вечно рожавшая кошка и где она скрывалась?.. Когда говорил о детях, Николай Иванович улыбался и весь будто теплел…
Лизе нравилось дружить с Николаем Ивановичем. От природы болтушка, с ним она любила затаиться и молчать, и неважно, говорил ли в это время он. Оба с радостью молчали рядом друг с другом, Николаю Ивановичу с Лизой было молодо, а Лизе с ним – мудро.
Несмотря на то, что было ему уже шестьдесят шесть, его нельзя было назвать стариком. Николай Иванович – высокий немолодой мужчина с коротко стрижеными волосами и бородкой цвета весеннего снега. Он носил очки, и они его, по мнению Лизы, очень простили. Однажды Лиза, когда они гуляли по центру города, предложила зайти в оптику и выбрать ему другую оправу, но Николай Иванович привык к старым очкам. Когда он их снимал, становился каким-то беззащитным, будто его только что создали и поставили на землю жить, и он все здесь видит впервые, и нет у него ни в чем никакого опыта. Лиза
