Черная метель - Элисон Стайн

– Что еще можно наблюдать с башни? – поинтересовалась я. – В смысле кроме звезд. Например, какая будет погода?

– О, безусловно, – откликнулась Стиви. – Отсюда за много миль видно, как надвигаются бури.

– Вы видели саранчу?

– Видела. Это было ужасно.

– Они съели нашу картошку, – мрачно сообщила Амелия.

– От всей души сочувствую, дорогуша.

– А пыль вы видели? – спросила я.

– Да. Она была как огромное одеяло. Я не знала, что приближаются _ _ _ _ бури, думала, что-то не так с телескопами. Пыль окутала все вокруг.

– Вы знаете, даже статуя Свободы когда-то была покрыта пылью.

Мама внимательно посмотрела на меня.

– Я читала об этом, – объяснила я.

– Охотно верю, – сказала Стиви. – Мне самой казалось, что она меня вот-вот поглотит.

– Как вы думаете, она может вернуться?

– Ладно, девочки, – вмешалась мама. – По-моему, мы уже достаточно надоели этой милой женщине.

– О, нисколько, – ответила та. – Приходите еще. Скучноватое это занятие – искать инопланетян, – пошутила она вдогонку, пока мама выпроваживала нас на улицу.

По дороге домой Амелия задремала. Дождавшись, когда она закроет глаза и перестанет убирать волосы с лица, мама спросила у меня:

– Что это ты там говорила про статую Свободы?

– Я читала об этом в книге.

– Почему ты вдруг так заинтересовалась _ _ _ _?

– Не то чтобы особенно интересовалась, мам. Я просто беспокоюсь. Здесь все какое-то не такое.

– И в чем же разница?

– Разве это просто так скажешь?

– Ну, да, – согласилась мама. – Здесь жарко и сухо.

– Слишком жарко. Слишком сухо. Я думаю, будет еще что-то очень серьезное.

– Что, например?

– Еще одна буря. Такая, что дойдет до статуи Свободы.

– Тея… – начала мама. – Я рада, что ты _ _ _ _ интерес к этим местам. Я рада, что ты, наконец, начинаешь считать их своим домом…

– Я этого не говорила.

– Но ты должна перестать все эти _ _ _ _ бурю. Ты пугаешь сестренку.

Я оглянулась на Амелию. Та дремала, положив голову на руки, и улыбалась во сне.

– Не думаю, что Амелия напугана. По-моему, ты о ней слишком невысокого мнения. И обо мне тоже.

– Хорошо, но ты же расстроишь своего отца, если будешь все время говорить о бурях, засухе и _ _ _ _. Он и так сильно беспокоится. Ему это не нужно.

«Если тебе чего-то не нужно, это еще не значит, что этого в твоей жизни не будет», – подумала я. Мне много чего не нужно. Всей этой каторжной работы, которая началась с перехода на «простое фермерство». Не нужно ручной стирки, ручного помола зерна вместо школьных занятий… Мне надоело быть пешкой в планах отца.

Я отвернулась к окну и промолчала. Не хотелось ссориться с мамой. Мне вообще не хотелось ни с кем ссориться. Я просто мечтала, чтобы мне поверили. Я стала думать о том, кто выложил камнями мое имя возле Башни.

16

Записка от Луизы и каменная весточка от Рэя придали мне сил, на которых я продержалась еще какое-то время. Я думала об этих людях, вставая ранним утром и ложась спать вскоре после захода солнца. Я думала о них, когда не могла уснуть, и представляла, как вернусь к своим новым друзьям. Они не забыли меня. Но долго ли они будут обо мне помнить?

Однажды утром я вышла полить подсолнухи на грядке у дома и обнаружила, что они погибли, засохли. Всего за день до этого они были в полном порядке. Один-единственный день убил их.

Это был день беспощадного зноя. Растения не выдержали иссушающего, невыносимого пекла. Листья у них свернулись и стали хрупкими, как старая бумага или выгоревшие на солнце банкноты, придавленные камнями у Сторожевой Башни Пришельцев. Стебли превратились в сухие трубочки. Но самый жалкий вид был у головок. Их лепестки, бледные и сморщенные, сжались вовнутрь, как цветок-ловушка хищного растения.

Когда созревают семена, подсолнухи опускают отяжелевшие головки. Это их способ защититься, уберечь семена от птиц. Растения не приспособлены к тому, чтобы уберечь семена от нас, людей, самых жестоких хищников. Мы безжалостны, мы забираем все. Хотя мы же и сеем новые семена, сажаем растения заново и помогаем им вырасти.

Но в этот раз не получилось. Цветы у нашего дома погибли раньше, чем их семена успели созреть. Сердцевина подсолнухов стала твердой и черной. Семена сгорели, поджарились на солнце.

Я поставила тяжелый кувшин с водой на землю. За водой нам теперь приходилось ездить к другому колодцу. Я пошла искать отца. Он пропалывал то, что осталось от грядки с зеленью.

– Подсолнухи погибли, – произнесла я без всякого выражения.

– Что-нибудь можно спасти? – прервав работу, спросил отец.

– По-моему, нет.

– Ладно, это не основная _ _ _ _.

Так оно и было. Подсолнечник несложно растить. У него красивые цветы. Мама и сестра всегда радовались, глядя на ряды качавшихся возле дома подсолнухов. Амелия говорила, что они похожи на девочек в желтых шляпках, которые машут нам руками. Из семян можно делать масло и продавать его. Или продавать жареные подсоленные семечки. Мама пекла из семян хлеб, который она называла «хлеб из птичьего корма» и который мы с Амелией втайне ненавидели – настолько он был жесткий.

Отец не рассчитывал на подсолнечник как на источник дохода. Но другие культуры, на которые мои родители возлагали надежды, выглядели ненамного лучше. Эти растения были слишком маленькими, их тонкие стебли согнулись, как при увядании. Саранча уничтожила их целыми участками; поля после нее выглядели как обглоданный молью свитер.

Утро еще не кончилось, а по спине у меня уже струился пот, и голова болела. Из экономии мы все пили мало воды. Возможно, из-за жары, я не выдержала и вдруг выпалила:

– В какой момент ты наконец сдашься?

Отец, вернувшийся было к прополке, снова остановился.

– О чем ты говоришь, Тея?

– Когда вы с мамой скажете «хватит» и перейдете к «плану Б»?

Отец немного помолчал, не вставая с колен. Выдернутые и успевшие подсохнуть сорняки лежали рядом кучкой.

Я знала, что Колорадо изменит нас. Любое место влияет на тебя – порой незаметно, – пока ты не переедешь куда-нибудь еще. Только тогда становится понятно, что оставил ты и какой отпечаток это оставило на тебе. Жизнь в Долине быстрее и очевиднее всего изменила Амелию: у нее появились хрипы в легких. По ночам я просыпалась от ее кашля. Днем мне было слышно, как сестра приближается по коридору.

Но череда разочарований – пересохший