Современная иранская новелла. 60—70 годы - Голамхосейн Саэди
— Ну, это мы еще посмотрим, мама.
Больше мы вообще ни о чем не говорили. Даже вечером накануне тринадцатого у нас в доме царила гробовая тишина. Сестра не сводила глаз с моих рук, пока я укладывал вещи. Она все еще не могла поверить.
А на рассвете за мной приехали ребята и начали сигналить из машины.
Я подхватил рюкзак и побежал. Бежал, перескакивая через ступеньки, и вдруг уже на середине лестницы поскользнулся на туркменском ковре и рухнул вниз. Сестра в ужасе закрыла рукой глаза, а я кубарем катился по лестнице, считая спиной ступеньки.
У входной двери стояла мама, подняв в вытянутых руках Коран.
— А ну-ка, пройди под ним[30].
— Нет!
— Говорю тебе, пройди!
— Нет, мама! Пожалуйста, убери Коран… Если ты его действительно чтишь и уважаешь, то лучше убери.
Мама расплакалась и проговорила сквозь слезы:
— Ну, ради меня… По крайней мере ради меня-то ты можешь…
— Нет, ни ради кого не могу… Ни ради кого! Понимаешь?..
Я отвел ее руку в сторону и вышел из дому.
А ребята сидели в своих машинах и смеялись…
Нас собралось очень много, с нами были и дети, и женщины, и старики. Мы разбили стоянку на берегу Горганчая, чуть поодаль от самой речки, в тени деревьев.
Многие отправились прогуляться, уходили парочками и группками, трое взяли охотничье ружье и пошли охотиться. Детвора возилась, бегала и шумела. Пожилые женщины готовили все для пикника. Я остался один, время, казалось, остановилось. Но на душе у меня было тревожно. Мысли мои устремились в прошлое. Я недоумевал, как могло случиться, что, выстрелив из дробовика по дереву, усыпанному воронами, дед не подбил ни одной. Наверное, из-за темноты он ошибся деревом, а может быть, по ошибке выстрелил холостым патроном, без дроби… «Доктор, умоляю, сохраните ему жизнь… Пусть проживет хотя бы еще один день… Всего только день, один-единственный денечек!..»
Внезапно с реки донесся пронзительный визг детей. Я вскочил на ноги и побежал туда. Когда я издали увидел собравшихся в круг и отчаянно вопивших детей, у меня перехватило дух. Наконец я добежал до них: они столпились вокруг убитой камнем змеи и яростно колотили ее палками, испуганно взвизгивая каждый раз, как ее мертвое длинное тело вздрагивало, словно живое. У меня отлегло от сердца.
Я вернулся на прежнее место и растянулся на траве. Почему же тогда у наших цветочных часов отвалилась стрелка? Почему не смогли усмотреть за четырехлетним мальчуганом и он упал в огонь? Почему не смогли спасти его от ожогов? Если сегодня вдруг станет плохо моей матери, меня уже никто не сможет известить. Если бы я хоть сказал дома, куда мы уехали.
Мимо проходил один из парней, который приехал сюда на машине. Я повернулся к нему:
— Если я соберусь пораньше уехать в город, ты меня подбросишь?
— Конечно. А что это ты вдруг надумал?
— Да я пока не решил, просто так спрашиваю.
— Ты что, может быть, плохо себя чувствуешь?
— Нет… Нет…
Подростки принялись играть в мяч на лужайке за спиной у женщин, готовивших чай. Вдруг один из ребят резко отклонился назад, стараясь перехватить мяч, и я увидел, что он вот-вот упадет на стоящий сзади раскаленный самовар. Я бросился к нему:
— Эй, осторожней… Самовар!..
— Что я, слепой? Разве не вижу?! — огрызнулся он.
И вдруг опять раздался детский крик.
Я подумал: «Но меня же все это не касается. Они всегда визжат и кричат». И тут за деревьями раздался топот множества ног. Я повернулся и посмотрел через плечо: навстречу мне быстро шла женщина, держа на руках малыша: головка ребенка безжизненно свисала вниз, тельце, казалось, уже похолодело.
От ужаса я онемел. В моих глазах был молчаливый вопрос, и, поняв его, женщина рассмеялась в ответ. Когда она проходила мимо, я пристально вгляделся в личико ребенка и увидел, как лукаво смеются глаза малыша.
Женщина сказала:
— Надо же, обмочился. Вы только посмотрите, что он наделал. — И тут же закричала кому-то: — Ахмад! И ты ничего ему даже не скажешь?!
— А что мне сказать? — отозвался мужчина. — Они ведь играют, что же я с ним поделаю?
Мать сменила мальчонке одежду, а его самого послала мыться на речку. Я сказал ей:
— Смотрите, будьте осторожнее. Лучше бы он не ходил один на реку, там ведь опасно.
— Да никакой опасности там нет, река-то совсем мелкая, — ответила она.
Я поднялся и побрел к реке, где носились голые ребятишки, обливая друг друга водой. На берегу я уселся в тени под деревом и, наблюдая за детьми, думал о своем.
Если вдруг маме станет плохо… Тринадцатое число… Где они найдут в такой день доктора?.. Доктор, как же случилось, что она умерла? Как же так? — По-видимому, она умерла от сердечного приступа. — Нет же, доктор… Моя мать была совершенно здорова… Совершенно здорова… — Ну что же, в таком случае мне очень жаль, что так… — Доктор, да на что же вы годитесь вместе с вашей глупой наукой, если говорите такую чушь?! — Да?.. Ну, ладно, мне сказали… что вы сами довели свою мать до нервного припадка, что у нее резко поднялось давление и она…
Я не мог больше выдержать и вернулся к взрослым.
— Ахмад, ты не отвезешь меня в город?
— Я же уже сказал тебе, что отвезу.
— Нет, вот сразу же, сейчас.
— А что, тебе нехорошо?
— Да нет, почему же, вот только…
Неожиданно раздался выстрел, вслед за ним другой.
— Тут рядом ходят на водопой дикие кабаны, — сказал я. — Куда пошли те трое с ружьем?
Мне никто не ответил. Вновь раздалось два выстрела подряд. Рядом со мной какой-то мальчишка схватился за сердце и, ойкнув, упал на траву.
Как только я наклонился над ним, он приоткрыл глаза, наставил на меня два пальца и сделал вид, что стреляет.
— Тах, тах, тах!.. Эй, почему не падаешь? Я же в тебя попал.
— Ты-то сам как? — спросил я его.
— Все твои пули прошли мимо меня. Я только притворился, что убит, чтобы тебя обмануть, — радостно ответил он. И опять наставил на меня два пальца: — Тах, тах, тах…
На поляну выбежал один из тех, что ушли охотиться. Он тяжело дышал и через силу выговорил:
— Там… Кабан напал на дядюшку… Здоровый такой кабанище…
— Ну и?..
— Дядюшка выстрелил в него, но ни первая, ни вторая пули не попали, а мы спрятались за дерево. Тогда дядюшка зарядил два новых патрона, а кабан тем временем опять побежал на него. Дядюшка опустился на
