Мало кто знает, но не секрет - Азамат Борисович Габуев

– Судьи Барзаева Олега Ирбеговича.

– Через «к» или через «г»? – уточнил я.

– Олег, – сказал Вадим с нажимом на последнюю букву. – А как еще?

Глаза Барзаева бегали от Вадима ко мне.

– Да знаю я, как пишется Олег. Я за отчество. Ирбег или Ирбек?

– А, не сразу понял, – Вадим заглянул в удостоверение. – Через «г».

Я вписал «Барзаева Олега Ирбеговича, судьи». Вадим раскрыл последнее удостоверение. Его он мог и не зачитывать, потому что этого типа мы хорошо знали. Но процедура есть процедура.

– Депутата Камцикоева Марка Эльбрусовича.

Я вписал: «Камцикоева Марка Эльбрусовича, депутата парламента РСО-А».

– Данные лица, – продолжил Вадим, – обвиняются во внедрении в государственные органы различных ветвей и уровней власти под видом людей, будучи инопланетными рептилоидными пришельцами, с целью захвата власти в России, а впоследствии на всей планете Земля.

Я вписал: «обвиняемых в антироссийской и антиземной деятельности».

– Что вы скажете в свое оправдание? – обратился Вадим к обвиняемым.

Астан подошел со спины к Контхораеву и содрал ему скотч со рта.

– Ваши обвинения – бред сивой кобылы. Нет никаких рептилоидных пришельцев. Мы обычные люди. Посмотрите, мы выглядим, как вы. Двигаемся и говорим, как вы. Если нас уколоть – разве у нас не идет кровь?

– Заслушано. Далее.

Астан снова заклеил Контхораеву рот и содрал скотч со рта Барзаева.

– Вы понимаете, что я действующий судья? За меня вам дадут по максимуму.

– Заслушано.

Астан заклеил рот Барзаеву и содрал скотч со рта Камцикоева.

– Вадим, Реваз, по-братски, вы же меня знаете. Не гоните. Да, я голосовал против ваших законопроектов. Каюсь. Я готов поддерживать вас. Постойте. Я всю фракцию перетащу на вашу сторону.

– Ваша фракция – четыре человека, – сказал Вадим. – Точнее три. Ты – не человек. Заслушано.

– Реваз, Вадим, не го…

Астан заклеил Камцикоеву рот. Вадим отдал мне очки. Все трое обвиняемых были фиолетовые.

– С помощью секретной технологии, – Вадим заложил руки за спину и широко шагал вокруг обвиняемых, – мы установили, что вы не являетесь людьми. Но поскольку обвинение против вас серьезное, мы решили провести дополнительную проверку, применив более простую технологию. Астан, давай.

Астан направил каждому в лоб бесконтактный термометр. У Контхораева было 15, у Барзаева 13, у Камцикоева 14.

– Виновны, – сказал Астан.

– Виновны, – сказал Вадим.

– Виновны, – сказал я и вписал в правый столбец: «Расстрелять».

Вадим достал зажигалку, поджег удостоверения и бросил их на пол, когда пламя зашлось. Астан положил термометр на ржавый сейф в углу и взял с него пистолет.

Приговоренные задергались, но через три секунды бессильно повесили головы и разжали кулаки. Скотч, державший их, натянулся под весом тел. Из ушей и глаз у них потекла зеленая пена.

Мы подписали протокол, и я положил его в папку. Астан убрал термометр в карман, а пистолет за пояс. Вадим поднял светильник.

– Идем, пока бахчить не начали, – сказал я.

***

Капитан Голлагов вызвал меня по факту исчезновения Альды.

– Давно не виделись, – дружелюбно сказал он, когда я зашел в кабинет, и сделал мне чай.

– В общем, коллектив Ир ТВ заявил о пропаже дикторши. Тебя назвали в числе ее знакомых. Придется поговорить.

– Не вопрос.

Я дал ему паспорт, и он перепечатал данные в протокол.

– Итак, ты ее знал?

– Знал.

– Реваз. Служба есть служба. Я должен спросить. Какие именно отношения вас связывали?

– Ну, – я улыбнулся и отхлебнул чая. – Нас связывали отношения сексуального характера.

Голлагов впечатал это в протокол.

– А можно вопрос не для протокола?

– Пожалуйста.

– Как это?

– Что?

– Как у тебя получилось?

– Настойчивость и уверенность в себе.

– Ладно, вернемся к протоколу. Где ты был десятого января с девятнадцати тридцати до двадцати тридцати?

– Это что у нас было?

– Четверг.

– По ходу, я был у своего друга Алика Гурджиева. Мы пили араку и ели фыдджын.

– Гурджиев может подтвердить?

– Конечно.

– А он был знаком с пропавшей?

– Нет.

– А когда вы с ней виделись последний раз?

– В ноябре.

– Точную дату можешь сказать?

Я открыл мою переписку с Альдой и посмотрел последние сообщения.

– Третье ноября. Мы катались по городу на моей машине.

– О чем вы говорили?

– Мы расставались.

Голлагов замер:

– Зачем?

– Она поставила ультиматум: либо семья, либо она. Я выбрал семью.

– Мирно расстались?

– Вполне.

– И все? Ты не следил за ее судьбой?

– Специально не следил. Но слухи доходили.

– Какие?

– Что у нее новый любовник.

– Знаешь имя?

– Нет.

– У нее были враги или долги?

– Не знаю.

– Ладно, хватит.

Голлагов распечатал протокол и дал мне подписать. Потом устало откинулся в кресле.

– Задолбали эти пропажи. Хоть бы как раньше было, когда выкуп требовали. А тут будто земля их проглатывает. Даже у нас сотрудница пропала. Ида Фасмонова. Помнишь ее?

– Ничего себе, – сказал я удивленным тоном. – Конечно, помню.

***

На похороны Вадима я пошел в составе парламентского мæрддзыгоя.

Накануне мы в Политбюро решили, что идти всем вместе как отдельный мæрддзыгой – опасно для конспирации, пусть каждый пойдет на похороны либо в индивидуальном порядке, либо в составе другого мæрддзыгоя. Бюст сказал:

– Как бы то ни было, я должен нести гроб.

Все замерли. Только я решился спросить:

– Как же вы понесете гроб?

– Это вы придумайте, товарищи. Я нес гроб Кирова. Чем товарищ Цахарадонов хуже?

Вадим жил с родителями в большом одноэтажном доме в Беслане. Он был единственный сын. Обе его сестры замужем. Он должен был привести в дом невестку.

В моей машине поехали Алибек Фатанов, Заур Дзгоев и Сергей Кибизов, с которыми мы вместе запускали акцию «Сталин в каждое село». За квартал до дома уже было видно толпу. Я припарковался перед чьими-то воротами. Во время похорон никто не возражает. Хозяева и сами на похоронах, потому что соседи не могут не участвовать.

Я вытащил из багажника черный рюкзак и надел его. Мы присоединились к другим депутатам-мужчинам и колонной по двое со спикером во главе медленно направились к дому. Депутаты-женщины шли отдельно. Среди них была Римма Казгериевна. Все-таки при всех заблуждениях она остается порядочной осетинской женщиной и не могла не прийти на похороны бывшего коллеги, пусть даже и оппонента.

Вдоль улицы стояли традиционные длинные палатки цвета хаки. К углу дома была прислонена узкая доска с надписью от руки:

ЦАХАРАДОНОВ ВАДИМ РУСЛАНОВИЧ

17.06.1990 – 12.02.2019

Мы остановились перед воротами. Местный хистæр вышел к нам. Спикер выразил наши соболезнования, а хистæр пожелал нам всем ходить чаще на веселые мероприятия, чем на похороны.

Мы потеснились, оставив проход для других мæрддзыгоев. Молодой депутат от «Развития» поставил рядом с доской