Письма с острова - Татьяна Борисовна Бонч-Осмоловская
И медведь слушал и улыбался в ответ!
– Вы, – Марина переключилась на зверей, – предатели, выболтали ей уже все, чем я с вами по секрету делилась? Да вы хоть знаете, кто она? Откуда вы знаете, откуда она взялась? Я вас пожалела, зашила, вымыла, разговаривала с вами каждый день, как оглашенная. Где бы вы без меня были, в пыли под кроватью, с крысами и пауками? Да я вас спасла, руку вам протянула, не задумываясь, чего вы там нахватались. Вычистила, расчесала, в порядок привела, думала, мы друзья, думала, вы меня понимаете, вы одни понимаете, поговорить с вами можно, по душам, по-человечески. А вы!..
Марина хлопнула лимонно-желтой дверью, бросилась на кровать и зарыдала в подушку. Она была так одинока. Даже кот испарился, отправился по своим кошачьим делам, когда Марине так нужна его теплота под боком. Постепенно ее сморил сон, в котором толстощекие рыбы плыли над крышами в кариесе отсутствующих черепиц, медлительно проникали в обшарпанные сиреневые коридоры, по привычке разыскивая душевую комнату в конце туннеля, с заржавевшими кранами в форме пошлых раковичных спиралей, откуда исходили ворохи пузырей и бравурные марши. В душевых кабинах, стыдливо разделенных панелями прозрачных кирпичей, громоздилось то, что вначале представилось ей поносными кучами, но, притянутая ближе неумолимой рыбой, Марина увидела выщербленные кирпично-керамические бюсты великих композиторов прошлого, корчащихся под потоками воздуха и melodiae vulgaris. На выходе из душевой возвышалась плетеная бельевая корзина в форме кратера, высотой больше человеческого роста. Больше Марининого роста, по крайней мере. Кратер был доверху заполнен шестигранными сотами, в них шныряли янтарные крабы, оставляя тонкий кровавый след за содержимым стиснутых клешней. Марина почувствовала нежные щипки в районе живота. Она попыталась смахнуть навязчивых крабов, но ее рука натолкнулась на теплый кошачий бок.
Кошачья слюна капала ей на лицо, усы щекотали нос, полузакрытые глаза настойчиво требовали – время гладить, время кормить кота. Ослик и медведь сидели на бирюзовом подоконнике, грустно глядя на Марину. У них всегда грустное выражение лиц, что это она придумала, будто они кому-то улыбались! Никогда. Это ее друзья, ее потрепанные старинные друзья, без хвоста и без лапы, верные ей навсегда.
Марина потянулась, погладила ослика, потрепала медведя по загривку. Душ был чист от рыб, крабов и музыкантов, температура и напор воды идеальные. Поднос с завтраком уже ждал ее у двери. Кофейник остыл. Кот облизывался над блюдом с рябчиками. Марина махнула на кота рукой, что же ты думаешь, что я рябчиками с тобой не поделюсь? Кот бросил на нее исполненный достоинства взгляд и удалился с веранды. На дворе он тяжело рухнул на песок и перевернулся пузом к солнцу. Коту было хорошо. Марине, когда она прикончила оставшийся от кота завтрак, кофе с круассанами, сэндвичами с мармеладом, печеньем с вареньем и ломтиками ананасов, тоже стало спокойно и сытно. За лесом раздавался стук молотков и визг пил, но из ее домика не было видно, что там происходит, и Марина решила пренебречь непонятными звуками.
И что она, в самом деле, набросилась на девочку! Она могла предложить ей сэндвичи с мармеладом. Но что, если малышке нельзя мармелад? Что, если у дикарки врожденный диабет и алкоголизм, ее организм не усваивает глюкозу и спирт, так что сэндвич с мармеладом станет для нее ядом? А вдруг у нее аллергия к бумаге и письму, как и у ее соплеменников, так и не развивших письменности?
Сытая Марина была готова делиться благами цивилизации с малыми мира сего. Но как они будут общаться? Возьмут медведя в переводчики? Что она скажет ей в знак приветствия? Что дикари говорят вместо культурного «здравствуйте»? Желают удачной охоты? Чтобы свинья опоросилась двадцатью поросятами? Чтобы солнце взошло утром завтрашнего дня? У них есть концепция завтрашнего дня или они живут «здесь и сейчас»? Как они благодарят за завтрак – поглаживают себя по животу? Поглаживают по животу хозяина? Приносят трупик поссума, как кот принес ей однажды? Или полутрупик, чтобы она сама его задушила? Или полузадушенной змеи? Кто знает, что они тут едят на острове! То же, что приносят ей, или у них собственные вкусы и предпочтения, как они накрыли приветственный ужин, по рецептам из драконов, тигров и черепах? Водятся ли на острове тигры? И каковы их предпочтения на завтрак?
Какова концепция счастья и несчастья у местных жителей, каковы их представления об удаче и неудаче, любви и ненависти, добре и зле? Как сказать «замечательно» на туземном языке? Будет это то, что во время праздника урожая испытывают одетые в лучшую одежду дети, вырвавшиеся от матери, но знающие, что скоро найдут ее на расстоянии вытянутой руки, когда плюхаются в теплую лужу глубиною по пояс, им по пояс, вместе с любимым щенком самой белой и пушистой собаки? Или же счастье – это то, что испытывает вождь племени, когда после обильного пиршества, продлившегося от молодой до старой и до новой молодой Луны, зажаренной на углях тушкой иму-иму, попавшимся в сети вождя и пронзенным копьем вождя после долгой подводной охоты. А затем, после громкоголосого славословия великих подвигов вождя, давших пищу, покровы и кров племени, они узнают, что сын жреца похитил престарелую семнадцатилетнюю дочь вождя и скрылся за холмами, чтобы никогда больше не попадаться старейшинам на глаза? Не это ли высшее счастье? Или же остановка дыхания, испытываемая теми, кто подвергал себя лишениям во время подготовки к восхождению на гору Архарви, теми, кто поднялся по горному склону во время сезона дождей, и в течение семи дней и ночей, без посоха и пропитания, не прерывая восхождения на ночлег в кишащих ягулярами лесах, когда они наконец поднялись на вершину во время восхода солнца и обозревают горы до горизонта и даже немного долину за горой? Как Марина узнает, как разговаривать с туземцами? Слишком велико напряжение, слишком высока ответственность.
И этот стук непрерывный, день за днем, без выходных, откуда выходные на острове! От рассвета до заката, по расписанию. Всех зверей распугали проклятые невидимые девелоперы! Звери попрятались, затаились на светлое время суток, сидят тихо, чтобы их не заметили. Зато по ночам – животная вакханалия! Столько топота и воя Марина не слышала с момента прибытия на остров. Вытесненные из привычных гнезд звери сражались за новое место обитания, пытаясь найти приют взамен утраченного, но на других деревьях и полянах уже укоренились другие животные, не соглашающиеся уступать пришельцам дом, еду, жен и детей. Они стояли не на жизнь, а на
