Письма с острова - Татьяна Борисовна Бонч-Осмоловская
Волновалась она, конечно, понапрасну. Еще прежде, чем истрепались джинсы, ее трусы порвались по боковому шву, и Марина бросила их, зайдя в душевую кабину, на пол, а на выходе обнаружила вместо старых вылинявших тряпок стопку чистого, свежего, пахнущего лавандой белья, перевязанную атласной лентой. Белье было в точности ее размера. Ее нового размера, со злостью подумала Марина. Разжиреешь тут на ваших плюшках!
– Откормить меня вздумали, как индюшку на Рождество!
Она выскочила на порог и заорала в лес, не обращая внимания, что купальное полотенце сползло с бедер, и она стоит под солнечными лучами, открытая взглядам всех лесных тварей. Стопку белья она швырнула перед собой.
– Забирайте свои тряпки, и нечего заходить ко мне в дом! Гады! Сволочи! Пидарасы!
Словарный запас у нее быстро исчерпался, и, разрыдавшись, она бросилась в комнату.
Кот сидел на столе, настороженно наблюдая за ней.
Это был первый день, когда она пропустила письмо. Руки тряслись, мысли разбегались. Она бы перо сломала и чернильницей запустила в стену, если бы попыталась заставить себя писать. И во двор не пошла, остановила себя на пороге.
Наутро рядом с подносом с завтраком лежал пакет в коричневой оберточной бумаге. Внутри она, разумеется, обнаружила свежие трусы. Какая-никакая коммуникация таким образом была достигнута: без ее спроса, а спрашивать они не умели, неведомые кормильцы в комнату больше не заглядывали.
Но дальше этого элементарного обмена сообщениями дело так и не продвинулось. Кормильцы на контакт не шли, да и она особо усилий не прикладывала. Она рисовала послания, перевалившие потихоньку за третий семнадцатидесяток.
По вечерам она сидела на заднем дворе, глядя на море. Скала уходила почти вертикально вниз на десятки метров. Ни одна лодка сюда не причалит, понимала Марина. Если у аборигенов и был порт, он находился на другой стороне острова. Туда ей не добраться. Впрочем, для вертолета ее двор был бы идеальным местом посадки. Но она ни разу не слышала звуков вращающихся лопастей или самолетных моторов или каких-либо еще признаков воздушной авиации. За исключением воя ракет, пронизывающих небо от горизонта до горизонта и исчезающих из поля видения, прежде чем она успевала поднять голову. Вероятнее всего, она и слышала их вой уже после того, как ракеты скрывались за горизонтом, и поднимать голову не было смысла.
Однажды она заметила в море дрейфующий длинный сигарообразный предмет, искрящийся серебром под вечно лазурным небом. Но ей не удалось разобрать, была ли это туша кита, сбитый дирижабль или всплывшая кверху брюхом подводная лодка. Серебристый свет мешал увидеть детали, пока объект не скрылся среди волн. Она даже не кричала ему вслед в вечной слепой надежде жертв кораблекрушения, она ведь не была жертвой кораблекрушений, она не была никакой жертвой, она сама, по своей воле, приехала на остров и теперь сама с него выберется!
На другой день, принеся трехсемнадцатидесять двухсемнадцати пятнадцатую бутылку к обрыву, она заметила вблизи берега обломки досок с обмотанными вокруг них вылинявшими лохмотьями. Вероятно, некий корабль, или лодка, или плот все же проплыл накануне мимо ее острова. Его пассажиры почти достигли земли, прежде чем их ненадежное средство передвижения разбилось о скалы. Но выжил ли кто-нибудь к моменту катастрофы? Кто, сколько, когда, отчего?
Перевесившись за край обрыва настолько далеко, насколько позволяли законы земного притяжения, Марина всматривалась в мельтешение разрозненных деревяшек. Что она могла разглядеть? Долго ли они носились по волнам? Была ли у них провизия с большого корабля или они научились ловить рыбу? Как собирали воду? Что делали с телами умерших? Пытались ли лечить раненых или же выбрасывали за борт, чтобы выжить остальным? Бросался ли кто-то в море вслед за ребенком или возлюбленным, или, напротив, озверевший от голода отец набрасывался на тело младенца, пока мать подсовывала ему камень, набрасывала петлю на шею и сталкивала за борт?
Их инструменты, золото, драгоценности, взяли ли они их с собой или выбросили за борт в первую очередь, пытаясь облегчить лодку и надеясь спастись, напрасно надеясь спастись, или же они держались за свои бессмысленные сокровища до последнего, надеясь сохранить и вернуть на землю последние вещественные свидетельства исчезающей вместе с ними цивилизации?
Прилив разбил доски о камни, следующий отлив унес щепки и тряпки, бывшие деликатные шелковые платья, в море, остановив Маринины бессмысленные вопрошания.
Дни текли своим чередом. Она просыпалась, обнимала ослика и медведя, завтракала и садилась за письма. Она не боялась повторяться, заполняя листы то клоунами и черепахами, то стрелками в круге, то зубами, скрежещущими в родовых путях, то розами и ромашками, то манерничающими вурдалаками. Она расчерчивала лист на клетки шахматной доски и обходила их ходом коня, любуясь случайными осмысленными сочетаниями. Она использовала ограниченные наборы знаков, цифры, напоминающие буквы, позволяя и неоднозначные соответствия, заполняла лист бессмысленными цифробуквами, складывающимися не то в загадочные численные последовательности, не то в глубокомысленные стихотворения: 11074 11111 нота ми, 70 9074 34 34509011 то рота за забором, 509013 11 1301116 боров и вошь, 6011 130905610 6011 бой воробью бой, 907 913476 4 590136 13011 рот рвать а бровь вон, 7911 90316 13 549 1349941316 три розы в бар варравы. Или же она принималась заполнять бумагу ложно-осмысленными фразами: В этом предложении пять слов. В этом предложении не пять слов. В этом предложении тридцать две буквы. В этом предложении не тридцать две буквы.
В один день это были центростремительные лабиринты, в другой – многоногие слоны на роликах. Она вспоминала барельефы майя, но сбилась в цирк мультяшности и мимимишности. Долгое время она увлекалась письмом по спирали, ведя запись по гладким кривым или по ломаным линиям, или по примыкающей одна к другой камерам, кишащим не то змеями, не то головастиками, не то заблудившимися сперматозоидами. Она даже думала разрисовать в подобном стиле стены своей комнаты, но вовремя спохватилась – это не принесло бы ей ничего, только удлинило пребывание на острове.
По мере необходимости Марина находила у дверей дома аккуратные пакеты оберточной бумаги, в которых обнаруживала ровно то, в чем она нуждалась – перья, свечи, белье, футболки, шорты, а также совершенно бесполезные вещи, о которых она вдруг подумала. Постепенно ее ванная комната
