Земля под снегом - Эндрю Миллер
Миссис Болт принесла ему чай. Без печенья, хотя он подозревал, что у нее есть запас. Интересно, Габби получает от нее печенье? Он повернулся в шарнирном кресле посмотреть в окно сквозь тюлевые занавески. Шарнир… странно звучит. Charnel по-французски означает «плотский». За окном медленно, с горящими фарами, проехала машина. Минутой позже, как парóм в суровую погоду, проплыл автобус. Подумалось, не позвонить ли Элисон; он знал, что с тех пор, как проснулся, думал об этом не переставая. Снилась она ему? Попробовал взвесить вероятность, что Фрэнк сейчас дома. Представил себе, какими маршрутами Фрэнк может добираться до своего бристольского офиса. Главная дорога, если не лихачить, наверняка ничего и, вероятно, чем ближе к городу, тем лучше. А если он не захотел туда на машине, есть как минимум две маленькие станции, где он мог пересесть на поезд. Так или иначе, скорее всего, она одна, а если даже трубку поднимет Фрэнк, можно соврать, что ему нужно к пациенту в его краях и он хочет знать, есть ли проезд. Он крутанулся обратно к столу, взял трубку и набрал номер, который знал на память. Представил себе ее: слегка вздрогнула от звонка, потом кладет сигарету на край большой пепельницы, идет через комнату. Босиком? Ну нет, даже у Фрэнка не так тепло для этого сейчас. Он ждал. Сквозь улыбку она скажет ему: «Я так и думала, что это ты». Скажет что-нибудь шутливо-драматическое про снег. А он ей – про Габби, вставшего на лыжи. Или нет, он начнет немного сумрачно, чтобы она поняла трудности, которые перед ним стоят. Он слушал гудки в трубке. Промежутки между ними казались необычно долгими, как будто лед на проводах, идущих через всю эту белизну, весом своим пригибал их вниз, растягивал медь, замедлял каким-то образом работу всей линии. И вдруг ему стало не по себе, как ребенку на середине неосвещенной лестницы. Он положил трубку и уставился на бювар на своем столе. В углу что-то было написано его собственным малопонятным почерком. Он не сразу смог разобрать. Наклонил колпак настольной лампы, придвинул ее ближе и прочел: приют.
Айрин отправилась в магазин. Надела сапоги, под ними толстые носки и самые ее теплые чулки. Снег даже там, где было подобие тропки, порой доходил до кромки сапога.
Магазин был открыт – миссис Кейс могла его открыть в любую погоду, ей только по лестнице сойти и зажечь свет, – и Айрин, когда пришла, оказалась не единственной покупательницей. Мистер Эрл, старый фермер, покупал сигареты, печенье, чай. Из консервов выбрал говядину с почками. Миссис Кейс спросила, не пирог ли он собрался печь.
– Нет, подогрею просто, – сказал он. У него были большие красные артритные руки.
– Все равно очень аппетитно будет, – сказала миссис Кейс.
На полках были пустоты, но кое-что еще оставалось. Айрин положила в корзинку две банки томатного супа, коробку бульонных кубиков, пакет муки – похоже, последний. На овощных полках мало что: несколько морковин, несколько брюкв (уже шли разговоры о дефиците овощей). Взяла пакет сахару, взяла лимон без всякой причины, только ради его яркой вощеной желтизны, его солнечной истории. А есть какое-нибудь мясо?
– Есть крольчатина, – сказала миссис Кейс. Показала ей тощие кровавые бедренные части. – Доктор, значит, на поезде, – сказала она. Это не был вопрос. Она знала все, извлекала знание из воздуха, слышала все людские шаги.
– Да, – подтвердила Айрин. – Слава богу, они ходят.
– Может, недолго им ходить-то еще, – сказал мистер Эрл.
Он уже зажег одну из купленных сигарет. Миссис Кейс поставила для него на прилавок пепельницу.
Несколько минут в стылом воздухе магазина обсуждали доктора Бичинга[55] и закрытие железнодорожных веток. Эта зима может дать веткам шанс, показать правительству их важность. Автобус плохая замена поезду. Что до автомобилей – машины не было ни у мистера Эрла, ни у миссис Кейс.
Айрин несла покупки домой, думая про мистера Эрла, про его жизнь в бунгало. Ему седьмой десяток? Скорее всего, он был рад оставить ферму с ее тяготами, но даже сейчас, наверно, просыпается ни свет ни заря, воображая, что скотина ждет и его жизнь не лишена смысла. Как он проводит время? Пьет чай, курит, читает газету? Ее собственные родители еще не дряхлые люди – верхушка среднего класса, конечно, медленнее старится, – но сколько лет назад она начала, поглядев на отца или на мать, видеть слезящиеся старческие глаза? Да, они одряхлеют и умрут. Она будет раз в год навещать их могилы, выбрасывать увядшие цветы. И сама умрет в свой черед, и ее дитя будет класть цветы на ее могилу. А потом состарится и умрет дитя, а потом и его дитя, и так далее, пока все не прекратится: бессчетные маленькие жизни, ее собственная совершенно невидима среди такого множества. Миссис Кейс, мистер Эрл, Эрик, Дакуэрты. Даже Габби. Столько смертей, и никто толком не знает, к чему все это. Она свернула на дорожку и двинулась мимо своих же следов. Нет, она не сделалась угнетена от этих мыслей, они не принесли ощущение тщеты. Если на то пошло, ей легче стало на душе.
На кухне выложила все из корзинки на стол. Вскипятила чайник и заварила чай. Пока он настаивался, грела руки на верхушке плиты. Ей повезло, она это знала. Может быть, мироздание – огромная бессмысленная игрушка, медленно теряющая завод; пусть так, но у нее теплое жилище. А каково всем существам снаружи, дрожащим в своих норах, едва живым, объятым ужасом перед стужей? Она налила себе чай и начала потихоньку пить. Не стало ли в доме, однако, немного прохладней, чем вчера? Она потрогала ближайший радиатор, затем снова надела сапоги и вышла через заднюю дверь взглянуть на датчик на топливном баке. Стерла со стекла иней. Стрелка лежала в самом низу шкалы. Она постучала по стальному боку емкости и услышала пустой, гулкий, пьяный звук. Вернулась на кухню и всыпала в плиту «АГА» еще кокса. Несколько дней они продержатся. Дороги вскоре расчистят, и приедет цистерна. Ничего страшного, она же в войну росла. Допила чай, пошла в гостиную, встала на колени и начала разжигать камин. В ведерке был уголь, имелся запас дров. В бункере за домом угля наверняка вдоволь.
Огонь занялся, разгорался все ярче. Странное побуждение запеть в его честь. Встала (представительница животного мира, самка, беременная) и поднялась по лестнице в спальню.
