Синдром неизвестности. Рассказы - Евгений Александрович Шкловский
Выходя в поле, он первым делом обращал взгляд к храму, любовался им, настраиваясь на высокий лад, даже иногда осенял себя быстро крестом, хотя, увы, лишен был блаженства веры, однако и полным атеистом себя не считал, а так, серединка на половинку, ни холоден ни горяч, то есть обречен быть извергнутым, отринутым, отторженным, ну и так далее. А уж как бы замечательно, если бы именно теперь, когда мир, казалось, погружается в хаос и где-то гремят взрывы, рушатся дома, гибнут люди, если бы теперь обрести веру, причем такую, чтобы ни сомнений, ни колебаний, ни нервных вибраций и чтобы не было ощущения падения в бездну, ускользания почвы. Одним словом, катастрофы – и это несмотря на благостные, почти идиллические сельские ландшафты, мычание пасущихся коров, блеяние овец и другой живности, которую разводили местные фермеры-армяне, кормившие своими замечательными молочными продуктами не только дачников, но и прилепившуюся к храму деревню.
Как-то так получалось, что белоснежный храм, увы, не отменял тоску в душе. Будущее тонуло в тумане, ладно бы это касалось только его – за детей было тревожно. Отец рассказывал (в памяти крепко осело), что в его детстве самым большим страхом была ядерная война, об опасности которой тогда много писали и говорили. И в снах главным кошмаром было внезапное появление в безоблачно синем небе над городом ярко поблескивающей на солнце свинцового окраса ракеты.
Это было в шестидесятых годах прошлого века. С тех пор прошло немало лет, и вот теперь ракеты, дроны и прочие разрушительные механизмы стали реальностью, причем очень близкой.
Казалось бы, страна та же, леса, поля и холмы те же, а в то же время как бы и не твоя страна. В голове не укладывалось, душа не принимала, и что делать – непонятно. Многие из его окружения замыкались в своей частной жизни, не смотрели телевизор, не слушали радио, даже интернетом старались не пользоваться, потому что отовсюду лилась какая-то муть. Так же вот и он с семьей. Многие айтишники, кому удалось, разъехались по разным зарубежьям, а они с женой не захотели, выбрав этот медвежий угол. Конечно, не необитаемый остров, и тем не менее.
Иногда в ненастную погоду низкие рваные сизые тучи начинали напоминать клубы дыма, не было только запаха, а так почти один к одному, и от этого в душе все взбаламучивалось. Еще по не так уж далеко проходившей железной дороге гремели товарняки, везущие зачехленную или открытую технику, шум доносился и до их угла.
Так близко в его жизни никогда не сходились свет и тьма. Лес, поле, озеро, храм, детские игры, шум и гам, конечно, успокаивали, но жить вот так, под собою не чуя страны, как писал поэт, тоже надо было научиться. Хотя удаленка позволяла зарыться в этой буколике.
Когда он утром садился за компьютер, то ставил рядом с клавиатурой любимую белую чашку с кофе, чуть подкрашенным молоком из пакета, чтобы не совсем черный, кофе поднимал тонус, а ему это было нужно из-за непрекращающейся тоски. Полностью абстрагироваться, забыть про происходящее не получалось, хотя работа помогала, он погружался в нее с головой, но стоило отвлечься, как к горлу подкатывала тошнота, руки опускались.
Тогда он ложился на диванчик в своей светелке и задремывал, потом вставал разбитый, пытался снова работать, потом выходил в поле, смотрел на храм и окружающий простор, возвращался – и всякий раз облезлый сероватый дом царапал глаз, полуотвалившаяся, растрескавшаяся краска наглядно свидетельствовала об энтропии, которая, увы, происходила не только с материей, но и в человеческих мозгах: разве не об этом свидетельствовало происходящее?
И вообще было ощущение, что весь мир мало-помалу сходит с ума, играя в очень опасные игры и все ближе придвигаясь к краю пропасти. Ему и в снах приходили мрачные видения: будто он ползает по каким-то скалам и внезапно срывается вниз, в бездну.
После одного из таких снов он завел свой фордик и покатил на ближний стройрынок, где находился хозяйственный магазин. Здесь были куплены грунтовка, белая краска, щетка для зачистки старой краски, валики, кисти, даже палка-удлинитель, чтобы красить там, где трудно достать без лестницы.
Наплевать, что их теперешний дом всего лишь временное пристанище, в конце концов все в их жизни временно, даже они сами, а в нынешней ситуации более чем вероятно, хотя думать об этом не хотелось. Но если дом будет выкрашен, обновлен, они хоть до конца лета, а возможно, и дольше, смогут жить не морщась от облезлости и не чувствуя себя париями. И пусть он таким потом останется хозяевам, которые много денег за аренду не брали. Пусть будет подарком им.
Жена, правда, довольно скептически отнеслась к его затее. Время летит быстро, проживут и так. Если хозяева захотят, они сами все сделают, причем наверняка лучше, чем он, никогда не имевший опыта покраски чего бы то ни было…
Можно, конечно, было нанять какого-нибудь рабочего, профессионального маляра, но ему хотелось самому. Да, опыта не было, но он и не собирался показывать чудеса мастерства – просто хотелось видеть домик хотя бы снаружи свежеокрашенным, нарядным, дарящим им радость белого цвета. Ну и чтоб на совесть, соблюдая технологию и все положенные стадии процесса. Как любил говаривать отец, делай хорошо, а плохо само получится.
Для начала он, облачившись в какую-то старую хозяйскую робу, найденную в сарае, взялся за очистку старой краски. Щетка с крепкими металлическими зубьями скребла неплохо, на землю опадали тонкие рваные кусочки старой краски, в воздухе носились мельчайшие крупинки, норовя попасть в глаза, но были участки, где краска так плотно въелась в асбест, что счищаться не хотела, приходилось дополнительно соскребать ее садовым ножом и шпателем.
Все это занимало уйму времени, работа нудноватая, скучная, но, увы, необходимая, без этого свежая краска облетела бы дня через два и весь труд коту под хвост.
Иногда охватывал азарт, так что ошметки летели в разные стороны и процесс продвигался довольно споро, а иногда он застревал на каком-нибудь небольшом участке и ковырялся там немерено долго, так что сам удивлялся, узнавая, сколько уже прошло времени.
Кстати, он поймал себя на том, что подсознательно торопит время. Чем быстрее оно пролетало и проходили дни, тем скорее все могло кончиться. Как и чем – Бог ведает. Но лишь бы кончилось. Чем скорее, тем лучше.
Получалось, что,
