Эхо наших жизней - Фейт Гарднер

– Лекси – эгоистичный кусок дерьма.

– Я не хочу больше быть черной дырой, – произносит она.

Я поглядываю на свой телефон, одновременно желая остаться и понимая, что опоздаю, если сейчас же не побегу на поезд.

– Видишь? – говорит она. – Даже сейчас я тебя задерживаю. Высасываю твое время, когда у тебя, очевидно, есть дела поважнее.

– Мне просто нужно на работу, и все, – говорю я. – Может, принести что-то на ужин? Пиццу?

– Не парься, – говорит она. – Мне не нужна твоя пицца из жалости.

Она закрывает дверь и щелкает щеколдой.

– Джой, – говорю я. – Прости, мне правда нужно идти. У тебя все будет хорошо?

Она не отвечает.

Я закатываю глаза и вздыхаю.

– Ты правда слишком много драматизируешь, – шепчу я.

Я нахожу Антонио в комнате отдыха «Ретрофита», на нем пурпурный галстук и щеголеватый жилет, волосы зачесаны назад.

– Ты выглядишь бомбически, – говорит он мне. – Сегодня у тебя собеседование на копирайтера?

– Ага, – говорю я. – Подожди-ка, а ты тогда?

– Будь осторожна, сучка, – угрожающе шепчет он. Потом смеется: – Шутка.

– Так ты тоже или нет?

– Тоже.

– А знаешь, кто еще подался?

– Несколько людей извне. Мы с тобой единственные кандидаты из компании, – говорит он.

Внутренние кандидаты всегда имеют преимущество. Мы стоим и смотрим друг на друга. Не знаю, почему я решила, что он не подастся на эту должность. Он работает здесь дольше и заслуживает ее больше. То, что Тэмми убедила меня отправить заявку, еще ничего не значит.

– Надеюсь, что ее получишь ты, – говорю я ему.

И я правда так думаю. Хотя и мысль о том, что я могу не получить работу, вызывает панику (Что я буду делать? Какую работу придется тогда искать взамен? Неужели мне придется протирать столы или стать одним из тех бесячих волонтеров, что выпрашивают пожертвования во Всемирный фонд дикой природы?), я также не хочу отнять работу у того, кто заслуживает ее больше меня. Лучше пусть мир будет справедливым, чем моим.

– Почему ты такая милашка? Я хотел возненавидеть тебя и зарядиться духом соперничества, но не могу, потому что ты модный ангелочек, – говорит он.

Я протягиваю руки и обнимаю его.

– Это запрещено отделом кадров, – хмыкает он мне в волосы.

Я смеюсь.

Когда Тэмми выходит из своего кабинета и спрашивает: «Антонио, ты готов?», я улыбаюсь ему из-за стенки своей кабинки и говорю: «Удачи!»

Даже если он получит эту работу, ничего страшного. Шансы еще будут, вакансии еще откроются. Когда друг добивается того, что хочешь ты, это в каком-то смысле и твоя победа. Но я все равно собираюсь выложиться на собеседовании, потому что это мой единственный шанс.

На столе пищит телефон. Это четыре сообщения от Джой. Джой всегда пишет по строчке. Вероятно, она все еще злится из-за нашего утреннего разговора или хочет поделиться какой-то ерундой о сериале, что смотрит. Я вслепую смахиваю уведомления. Но тут снова раздается жужжание.

«Удачи тебе сегодня и каждый день.

Я хочу, чтобы ты знала, что ты не просто моя сестра, ты моя лучшая подруга.

Мой единственный друг.

Я всегда буду любить тебя, сестричка».

Когда мы были маленькими – то есть совсем маленькими, по колено взрослому и почти не умели говорить, – Джой не могла произнести мое полное имя из четырех слогов и называла меня «сестричка». Это слово затрагивает такое глубокое, похороненное в нас воспоминание, что мне требуется время на осознание его значения. Кажется, прошло больше десяти лет с тех пор, как я слышала это слово от нее. Сейчас, когда я смотрю на экран, «сестричка» кажется не столько ласковым прозвищем, сколько тревожным звоночком. Словно Джой полностью откатилась до чего-то первобытного, крошечного, до человека, еще не сформировавшегося, не способного выжить самостоятельно. Я пытаюсь сосредоточиться на собеседовании, которое будет через пятнадцать, десять, пять минут… но это сообщение уже встревожило меня. Оно навело меня на мысли, которые я не осмеливаюсь повторять, страшные мысли о моей сестре, самоуничтожающейся в нашей квартире.

«Ты напилась?» – пишу я, но не получаю ответа.

Антонио выходит из кабинета Тэмми.

– Бетти? – говорит Тэмми. – Готова?

– Ага. – Я встаю. В последний момент я беру с собой телефон, кладя в карман. Чертова Джой. Отвлекает меня тогда, когда я наконец могу в чем-то преуспеть.

У Тэмми угловой кабинет с видом на мэрию и центр Окленда с его недостроенными небоскребами, радужной сеткой домов, переплетением автострад со сверкающими огнями машин. Я сажусь в кресло напротив ее стола. На нем фотографии ее детей, двух мальчиков – я думаю о Майкле и Джошуа. Я думаю о фотографиях, которые до сих пор стоят в их квартире, о том, что Брэнди всегда носит этого маленького мальчика с собой, хотя он уже мертв и, что еще хуже, стал убийцей.

– Я так рада, что ты подалась на эту вакансию, – говорит Тэмми, открывая ноутбук. – Знаешь, ты нас всех очень впечатлила. У нас еще никогда не было стажера, чьи тексты так часто принимали, так что ты должна гордиться собой.

– Спасибо, – говорю я.

Я тайком проверяю свой телефон, пока Тэмми что-то печатает. Ничего. Джой не отвечает.

– Итак, эта работа очень похожа на ту, что ты уже делаешь, так что я пропущу несколько вопросов для кандидатов извне. Давай начнем с самого интересного. Какие у тебя цели на будущее?

– Мои цели на будущее, – повторяю я, пытаясь выиграть время, чтобы придумать подходящий ответ.

Несколько месяцев назад я бы сказала, что моя цель на будущее – стать редактором в модном журнале. Но теперь я уже не знаю. Я смотрю в окно, на пролетающий мимо самолет. Почему Джой не отвечает? Эта мысль не дает мне покоя. Что-то не так. Я вспоминаю рассказ Майкла. «Повеселись!» – сказал он, когда его брат вышел из дома с сумкой, набитой оружием. И теперь это всегда с ним, каждый день. Он улыбается через боль и чувство вины.

– Все хорошо? – спрашивает Тэмми.

– Да, – говорю я. – Эм… моя цель на будущее – стать редактором моды. Кем-то, кто может ярко писать о стиле.

Эти слова звучат так же глупо и растерянно, как и я себя сейчас чувствую. Сестричка. Моя сестра. Нет, мода. Сосредоточься. О чем я говорила?

Сестринство развивает какое-то шестое чувство. Я раньше других узнавала о проблемах сестры, о том, что творится в ее жизни. Я могла предсказать землетрясения в ее мире. До того как ее наказали за тайные встречи с Лексом в старшей школе, до того как она забила на домашку в седьмом классе, до того как у нее начались приступы лунатизма после того, как папа нас бросил, я ощущала