Лиственницы над долиной - Мишко Кранец
— Проклятье, похоже, всем этим происшествиям и несчастьям, которые начались в пятницу, и конца не видно. Вот и пение Рока свидетельствует о том, что у нас будет еще не один повод для неудовольствия. По правде говоря, Луканц, я и без того зол. — Он не нашел выражения, более точно характеризующего его настроение. Яка никак не мог забыть слов Минки о том, что он слишком стар и уже не напишет ничего стоящего, хотя и понимал, что она говорила это в момент глубокого отчаяния. — Солнце уже клонится к Урбану, — продолжал он. — А я собирался разлечься на травке, заложив руки под голову, и призвать печаль в сердце и белые облака на небо! — Он захохотал нарочито громко и ожесточенно, так что священник невольно оглянулся на него. Алеша удивил его смех. А Яка добавил: — С облаками мне теперь советоваться не придется.
— Мог бы с людьми посоветоваться, — запальчиво ответил ему Алеш, — если тебе так нужны советы.
— Минка уже дала мне весьма полезные советы, — воскликнул художник.
— Уже дала? — повторил Алеш, не глядя в его сторону.
— Она любит тебя, — с завистью и горечью произнес художник, — тебя и ваши воспоминания, они сильнее тех, что связаны со мной. Честно говоря, Алеш, мне кажется, я или сломался, или переродился. Стану гуманистом!
— Коли уж ты выбираешь, — в тон ему язвительно ответил Алеш, — желаю тебе переродиться. Если это возможно для тебя, разумеется. А вообще-то нам всем следовало бы переродиться, — проворчал он, освобождаясь от руки Якоба.
Тот утвердительно кивнул. Слова Алеша задели его, и у него вырвалось отчаянное:
— Она мне сказала, что я слишком стар для нее, мне, мол, надо поискать себе вдову. А ее не ждать. — Алеш стал вслушиваться; Яка продолжал: — И все-таки я вернусь сюда, когда под Урбаном зацветут черешни. Она будет на свободе и станет думать иначе. От пустоты в душе и отчаянья человек иногда делает глупости — почему бы ей не прийти ко мне? Если ее не будет летом, вернусь будущей весной. Стану приезжать каждую весну, Алеш. Времени хватит, мне уже нечего терять на этом божьем свете. — И опять у него вырвались слова, которые потрясли Алеша: — Знаешь, эти убийства детей матерями… Здесь нужно судить кого-то другого или что-то другое, не знаю что. Скорее бы я осудил отца, который убивает ребенка уже тем, что отказывается от него; а над судьбой матери можно рыдать. Когда вернешься к политике, Алеш, скажи вашим людям, вашему социализму, пусть они сделают ключик, самый обыкновенный, которым можно будет открыть дверь в такую жизнь, где женщины вообще перестанут думать о чем-то подобном. Иначе им лучше вовсе не рожать. Искусство уже не сможет сделать такого ключика. Оно, дорогой Алеш, — да и то в редких случаях — превратилось всего-навсего в платочек, которым мы вытираем заплаканные глаза. Ключи к жизни можете делать вы, конечно, если захотите. И скажу тебе, Алеш, понадобится чертовски много ключиков. Вот, и для таких людей, как этот Рок, тоже надо найти калитку в жизнь, — и Яка кивнул в сторону долговязого, сухощавого батрака Рока, который, не переставая горланить, маячил перед ними, — пиджак накинут на плечи, шляпа сдвинута на затылок.
Хозяина Петера Заврха охватил священный гнев, когда он увидел батрака, а тот остановился, чтобы рассмотреть шедших за ним следом людей.
— Эге, — воскликнул батрак, — смотри-ка, это идут мои господа и сколько их… — Рок снял шляпу и замахал ею, словно кого-то отгоняя или предостерегая. — А теперь поговорим, парни, дальше так дело не пойдет. Дорогой Петер, священник, подожди-ка, дай мне руку и пойдем вместе, потолкуем, знаешь, и я тоже стал человеком!
— Apage![14] — возмутился Петер Заврх, который не смог совладать с собой. События последних дней потрясли его, перепутав все его мысли. — Я тебя не звал.
Виктор подошел к Року и сказал как мог спокойно:
— Если ты не совсем сошел с ума, Рок, иди в Раковицу, а завтра потолкуем.
Поскольку к ним подошли художник и Алеш, Рок уцепился за них:
— Видишь, Алеш, верно ты говорил: теперь у всех есть права. Я ходил в комитет, там мы обо всем поговорили, целых полдня писали и подписывали, и скажу я тебе, парень, Виктора теперь прижмут, кровавыми слезами будет плакать. Зато Рок получит свое: каждый месяц первого числа почтальон будет приносить ему готовенькие денежки, четыре тысячи с мелочью. Виктор! — Рок явно поддразнивал хозяина Раковицы и священника, — теперь мы можем поговорить о том, сколько ты мне будешь платить за работу. Знаешь, Виктор, — Рок словно показывал свою уступчивость и даже положил на плечо хозяину руку, которую тот сразу стряхнул, — тебе придется заплатить штраф, но я верну тебе часть того, что мне выплатят за прошлые годы, а потом…
Тут в разговор вмешался Петер Заврх; не глядя на батрака, он спросил:
— А насчет рабочего времени вы не договорились? — Рок хотел ему ответить, но священник остановился, строго посмотрел на него и изрек словно оскорбленное божество: — Сегодня же забирай свои вещи. В Раковице тебе больше делать нечего. Пусть тебя устраивает твой отдел социального обеспечения! — И Петер, схватив племянника за руку, потянул его за собой, на ходу кинув Року: — Можешь не торопиться, сегодня там выходной.
Рок заморгал глазами и начал трезветь, однако, продолжая упорствовать, возразил:
— А чего это ты командуешь в Раковице? Я говорю с Виктором. Ведь не о твоем приходе речь. — И повернулся к хозяину: — Да подожди ты, Вики. Разве я сказал, что ухожу из Раковицы? Если хочешь, я женюсь на Марте, ты дашь нам немного земли, мы поставим там домишко. А не хочешь, она тоже пойдет в комитет насчет пенсии. Работа для нас сыщется. Не перевелись еще в округе богатые хозяева.
Виктор остановился, он не хотел говорить с Роком. Только сейчас, в конце пути, Виктор начинал приходить в себя и осознавать, что для него все потеряно. Порой ему хотелось обвинить во всем Минку, навсегда отказаться от нее, но именно в эти мгновения она казалась ему еще красивее, еще лучше, еще достойнее любви: одним словом, он был готов ждать ее. Привыкший к одиночеству, он во время этого пути чувствовал себя куда более одиноким, чем прошедшей ночью и утром; он не мог посоветоваться ни с дядюшкой, ни с Алешем, и уж тем более — с художником. Несчастный Рок
