Рассвет сменяет тьму. Книга первая: Обагренная кровью - Николай Ильинский
— Хвастай, хвастай! — с ноткой ехидства усомнился Митька. — Просто! Так вот сел и полетел…
— Через Северный полюс — прямо к американцам, как Чкалов или Громов, — засмеялся Тихон.
— А что! — не сдавался Степан. — Чкалов, Громов, Водопьянов — разве они родились летчиками? Так же, как и я, мечтали, заносили хвосты самолетам, чтобы поставить их против ветра, раскручивали пропеллеры. … А потом уж они… герои!..
— Дай лапу, — протянул Виктор руку Степке, а когда тот в нерешительности подал свою, крепко пожал ее и совершенно серьезно сказал: — Уверен, мы еще будем тобой гордиться. — И в шутку добавил: — Обязуюсь не мыть эту руку, пока не услышу, что ты полетел сам, не говоря уж что стал героем…
Все громко, но по-доброму рассмеялись, а Степка надул губы. И, тем не менее, пообещал друзьям познакомить их с летчиком, который по ночам летает за линию фронта и бомбит тылы фашистов.
— Выключит мотор, спланирует да как гагахнет!.. Как гром с ясного неба… Уцелевшие гитлеровцы, как зайцы после выстрела охотника, кто куда….Только пятки сверкают!
— Как зовут летчика? — спросил Виктор. — Или секрет?
— Какой секрет!.. О нем даже в газетах писали… Лейтенант Привалов Алексей Иванович… Во, парень! — поднял Степка большой палец. — Меня уважает страсть как!.. А я его еще больше…
Привалов оказался веселым молодым человеком. Уже при первом знакомстве ребята оценили его добрый характер, душевную простоту и общительность. Лейтенант отличался от других пилотов двумя медалями, которые свидетельствовали о мужестве и смелости аса, и целым рядом всевозможных значков на груди, однако сразу же стал равным среди Степкиных товарищей и будто век знакомым. Роста он был чуть выше среднего, худощавый, с правильными чертами лица, на котором добродушно поблескивали внимательные серые глаза. Из-под пилотки со звездочкой выбивался небольшой непокорный русый вихорчик. Улыбка, казалось, никогда не сходила с его лица.
— Как же вы, летая на таких этажерках, не боитесь «хенкелей» и «мессершмиттов»? — поинтересовался Виктор.
— Почему не боюсь? — словно удивился Привалов, поднимая брови. — Я — нормальный человек и страх мне присущ, как и любому смертному. …И я, кстати, не лезу на рожон к месссерам, хенкелям. фоке-вульфам… Для этого у нас есть и яки, и миги… Правда, не на нашем аэродроме. …Но и я могу на своей, как ты говоришь, этажерке такого шороху натворить, что немцы навсегда останутся заиками… И вот что, — вдруг коснулся Привалов пальцами руки Виктора, — давай на «ты», мы почти ровесники… Я только к командиру нашего полка обращаюсь на «вы», начальство как-никак… Договорились?
— Договорились, — улыбнулся Виктор и с уважением поглядел на медали, поблескивавшие на гимнастерке, когда Привалов снял кожаную тужурку. — Жарко, братцы…
Так они подружились. Позже Виктор познакомил Привалова с Захаром Денисовичем Тишковым.
— Виктор, — обратился к нему однажды Тишков, — попроси у летунов хотя бы одну бутылочку керосина для коптилки. — Захар Денисович смущенно почесал затылок. — В моей землянке и днем-то — тьма-тьмой, а вечером и казать не приходится… Самому мне как-то не с руки просить. … И опять же, — задумался он, а затем печально добавил: — И опять же проведают, что я с клеймом, ну, судим за антисоветчину… Небось, прогонят!..
— Ну что вы такое мелете, Захар Денисович! — с укоризной заметил Виктор. — Надо же ляпнуть: с клеймом!.. Все знают, что арестованы вы были по недоразумению, на лесоповале были… тоже понапрасну…
— Так-то оно так, но все же… Трудно отмывать грязь, особливо если тебя ею кто-то со зла забрызгал…
— Ладно, я спрошу, там у меня есть хороший знакомый…
На следующий день у землянки Тишкова затарахтел мотоцикл. Акулина Игнатьевна испуганно выглянула из небольшого мутноватого окна и увидела мотоцикл. Виктора она узнала сразу, а вот другого, в пилотке, видела впервые. Привалов затормозил, заглушил мотор, и Виктор спрыгнул с заднего сиденья.
— Кто там? — поднял голову с подушки Захар Денисович, который по обыкновению отдыхал в самый пик полдневной жары.
— Подъехали, — развела дрожащими руками Акулина Игнатьевна. — К нам подъехали, Захарушка… Неужто опять, Господи! — ей уже мерещился новый арест мужа и снова бесконечное одиночество.
— Перестань ныть, — недовольно пробурчал Захар, но тоже взволновался, встал с постели и босиком прошлепал к двери землянки.
— Выходи, хозяин, — услышал он незнакомый голос.
Каково же было изумление старика, когда он, выйдя во двор, увидел широко улыбающихся Виктора и летчика — судя по его пилотке, а у самого порога — небольшую канистру зеленого цвета.
— Получайте керосин, — кивнул летчик на канистру. — Заполнена по самую крышку…
Захара Денисовича прошибла слеза: такого он никак не ожидал.
— Видишь, а ты… — шмыгнул он носом, обернувшись к жене, которая тоже вышла из землянки. — Нам керосин… доставили… Да что же вы стоите, — уже весело сказал он, — заходите в нашу берлогу, она небольшая, но в тесноте — не в обиде…
Акулина Игнатьевна быстро смекнула что к чему и, пока гости входили, пригнувшись в дверях, в землянку, быстро поставила на стол бутылку с перваком, наспех собрала кое-какую закуску, с благостным лицом застыла в ожидании.
— Садитесь к столу, — предложил гостям Тишков. — Первак хороший, видите, даже не мутный… Правда, не сам гнал, нет из чего…
Летчик деликатно отказался сесть за стол, сославшись на занятость.
— Алексею Ивановичу сегодня лететь, — объяснил Виктор. — А какой полет после первака?
— Да, да, — звонко рассмеялся Привалов. — Хмельным взглядом фашиста на земле не увидишь, да еще ночью…
— Тогда до следующего раза, Алексей Иванович, — сказал старик. — Только обязательно приходите… Витюха, ты подскажи мне, когда вы придете, мы лучше приготовимся…
— Да, да, — кивала головой Акулина Игнатьевна. — Приготовимся…
Но Привалов в эту ночь не летал. Его самолет ремонтировали механики — заделывали пробоины от пуль в фюзеляже и на крыльях. Последний рейд над окопами гитлеровцев чуть не стоил Привалову жизни: слишком низко он опустился и стал досягаем для винтовочных и автоматных выстрелов. Но все обошлось.
— Ты, лейтенант, в рубашке родился, — сказал механик, осматривая самолет после возвращения из полета. — Если б днем — все!.. Теперь мне придется немало поработать над твоим ночным ведьмаком… Ничего, залатаем — будет как новенький!..
Бывая в первые дни в Нагорном, Привалов,
