Эхо наших жизней - Фейт Гарднер

уже изучила варианты. Есть несколько групп борьбы со злоупотреблением психоактивными веществами, которые собираются здесь по будням вечером. А еще есть группа по борьбе с тревожностью, которую, я думаю, стоит посетить. И я знаю, что это звучит банально, но как ты смотришь на то, чтобы обратиться к лайф-коучу?

– Мам, – произносит Джой, закрывая глаза. – Тебе обязательно все время быть такой… мамой?

– Что? Тебе не нравится идея с лайф-коучем? – спрашивает мама.

– Я просто устала, – говорит Джой. – Может, забудем пока о завтрашнем дне? Завтра – это именно то, от чего я хотела сбежать.

– Конечно, я пришлю тебе несколько вариантов, посмотришь их, когда будешь в состоянии, – говорит мама. – Я позвоню на работу и скажу, что завтра меня не будет. Они хотели, чтобы я поработала на выходных и успела сдать несколько проектов.

– Ты не должна пропускать работу из-за меня, – говорит Джой. – Я не хочу, чтобы у тебя были неприятности.

– Что они могут сделать, уволить меня? – спрашивает мама. – Я уже подала заявление. Нет уж, я останусь дома, чтобы побыть с тобой завтра, Джой.

– Все время это завтра, – бормочет Джой.

Мама выходит из палаты с телефоном в руке. Уже почти вечер. Люди с моей работы недавно вернулись домой и, наверное, как раз ужинают. Темнота за окном кажется странной. За последние шесть часов столько всего произошло, что мне кажется, будто я уже должна была поседеть.

– Ты помнишь, как очнулась возле нашего дома после приезда скорой? – спрашиваю я Джой.

– Не-а. Я ничего не помню между приемом таблеток и тем, как проснулась здесь.

– Ты спросила, не в «Доме Намасте» ли мы.

Она фыркает:

– Наверное, я думала, что умерла и попала в ад.

– Серьезно. Почему ты вообще такое спросила?

– Черт его знает. Я приняла кучу наркоты. Я и сейчас под ними. Сейчас я под таки-и-им кайфом.

Она и звучит так, будто под кайфом. Но она гораздо более вменяема, чем я ожидала, когда входила в палату. Видимо, нужно много чего, чтобы высосать Джой из Джой.

– Это ты меня нашла? – спрашивает она.

– Да.

– Как это вообще случилось?

– Ты написала мне. Была странно милой. Назвала меня «сестричка».

– Сестричка, – мечтательно произносит она, глядя в пустоту, и я понимаю, что она видит. Она видит маленьких нас с более светлыми, более кудрявыми волосами, с непоцарапанными душами, яркими глазами и бесконечным будущим.

– Я ушла с работы, вернулась домой и пробила дыру в твоей двери, чтобы открыть твою дурацкую щеколду.

Она ахает:

– О нет.

– Ага.

– И что ты увидела?

– Ты лежала на полу с блевотиной на рубашке и выглядела мертвой. – Мои губы дрожат. – Это был худший момент в моей жизни. Это было похоже на то, что было после стрельбы в «Гламуре», – тошнотворное мерзкое чувство, что я потеряла тебя и ничто никогда не будет как прежде.

– Ты думаешь, что все еще может стать как прежде? – спрашивает она.

– Нет. – Я кладу руку на ее плечо, поверх кожанки. – Но все определенно может стать лучше, чем сейчас.

– Откуда ты знаешь?

– Потому что оно должно, – говорю я.

Она кладет свою руку на мою. Я смотрю на наши ладони, на ее обломанные черные ногти и руку с капельницей. Мне кажется, что во всем мире нет никого более восхитительного, чем моя сестра сейчас, именно такая, как она есть: все еще существующая, все еще знакомая мне Джой, свирепая, с кучей недостатков, совершенная в своем несовершенстве.

– Сестричка, – говорит она, улыбается и качает головой. Затем она глубоко задумывается, и улыбка тает, лицо пустое, глаза бегают. – Спасибо, что, кажется, спасла мне жизнь.

– Кажется?

– Я должна поправиться, и тогда я буду точно знать, правда ли это. – Она смотрит на меня, и по ее щеке бежит слеза. Джой смахивает ее, как досадную помеху. – Мне было очень тяжело.

– Я знаю, – говорю я и обнимаю ее. – Я знаю.

Мы еще немного болтаем, пока Джой не устает и не ложится спать. Мы с мамой едем домой на такси, и в машине я пишу Майклу первое сообщение после того ужасного разговора во время прогулки по величественным секвойным лесам. Что мы вообще обсуждали? Какое это имело значение? Мне трудно вспомнить сейчас, я оцепенела после сегодняшнего дня. Но кое-что мне хочется ему сказать, и я это пишу: «Привет, Майкл. Я хотела поблагодарить тебя. Ты сыграл роль в спасении жизни моей сестры сегодня».

Меня не должно удивлять, что он не отвечает, – после того, как я с ним обошлась.

Глава 42

Джой выписывают из психиатрического отделения в центре Беркли в первый день весны – день, когда солнце иссушает лужи, а вишневые деревья стоят в цвету. Вчера шел дождь, и это, кажется, делает сегодняшний день ярче и искристее. Припаркованные машины приобретают особый блеск, трава сверкает, мир еще влажный и насыщенный красками. Я прихожу забрать Джой, на ней солнцезащитные очки и кожаная куртка. Она сидит на ступеньках здания психиатрической лечебницы – простого белого здания с рядами одинаковых окон.

– Разве сегодня не роскошный денек? – спрашиваю я.

– Ненавижу солнце, – говорит она.

– Ну вот ты и снова стала готкой.

– Не зря у меня началась агорафобия.

– Травма была слишком сильна?

– Ну вообще-то да. А еще я наполовину вампирша.

Мы идем по Шэттак мимо магазина тканей и клиники иглоукалывания. На другой стороне улицы стоят палатки, где бездомные устроили лагерь. Джой задерживает на них взгляд, пока мы ждем зеленого на светофоре.

– Мне нужно понять, что делать со своей жизнью, – говорит она.

– А ты уже думала об этом?

Она пробыла в лечебнице три недели, отвыкая от противотревожных препаратов и принимая новый антидепрессант, а также посещая группу борьбы со злоупотреблением психоактивными веществами. Каждый раз, навещая ее, я удивлялась тому, насколько счастливой она выглядела и как хорошо переносила лечение. Она играла с собаками-терапевтами, участвовала в вязальной терапии и каждое утро медитировала, с гордостью рассказывая окружающим, что ее отец – гуру. Она радостно присоединилась к программе «Двенадцать шагов», чтобы бросить пить и злоупотреблять препаратами. Но она пока не говорила о своем будущем, а я и не спрашивала. Мама донимала ее этим за нас двоих, даже завела Джой дневник целей, который она быстро заполнила текстами хеви-метал-песен о ядовитых женщинах-змеях и драконоборцах.

– Немного, – говорит она. – Думаю, следующей осенью я вернусь в колледж. Может быть, буду изучать психологию. Знаешь же эту историю? Кто-то сходит с ума и тут же решает, что из него выйдет отличный психолог. Это реально американская мечта.

– И правда.

– А пока я даже не знаю. Может, я попрошу Лекси сделать меня роуд-менеджером для Electric Wheelchair.

– Это