Девичья фамилия - Аврора Тамиджо
Маринелла рассказывала Розарии обо всем: о тайных уроках вождения с Адой и о том, как Аду отвезли в больницу; о том, как у нее сводило живот, когда перед сном, лежа в темноте, она крепко зажмуривалась и пыталась вспомнить, какого цвета были глаза у мамы. Голубые, зеленые, серые? Розария была с Маринеллой в тот день, когда они встретили на улице Серрадифалько Санти Маравилью; отец оглянулся на дочь, дочь оглянулась на отца, но ни тот ни другая не остановились. Тогда Розария взяла подругу под руку и ускорила шаг.
– Пойдем отсюда, Марине, этот район – просто пустыня какая-то. Здесь нечего делать.
Взамен Маринелла хранила два самых больших секрета Розарии. Первый – об учителе естествознания, который в восьмом классе трогал ее между ног, когда она получила неуд по биологии и он оставил ее после уроков, чтобы опросить; когда он уходил на пенсию, они выяснили, в каком из многоквартирных домов на улице Самполо он живет, и затолкали ему в почтовый ящик дохлого голубя.
Второй секрет был самым ценным: Розарии нравился Умберто Каварретта из десятого «Б». Маринелле Умберто напоминал палочника – худой и долговязый, с пучком темных волос и треугольным носом. Она изо всех сил пыталась убедить Розарию, что он страшный урод. Однако ее лучшая подруга настаивала, что он похож на Клаудио Бальони, и исписывала дневники, тетради и поля школьных учебников их с Умберто именами в окружении сердечек, звездочек и строчек из песен. Иногда в школьном коридоре они проходили мимо него и его дружков-идиотов, и Розария по-черепашьи тянула шею, чтобы поздороваться; Маринелла думала, что Умберто, наверное, в детстве ударился головой, потому что он ни разу даже не кивнул в ответ.
Розария могла попасть под грузовик, если бы Маринелла не удержала ее за руку, когда они после школы переходили улицу вслед за Умберто, чтобы издалека проследить за ним до дома. Однажды они выяснили, что он живет на улице Крочи, на следующий день – что его мать делает покупки в продуктовом магазине на улице Вентура, а Умберто покупает пластинки в магазине Лучано Вальо на улице Армафорте. Маринелле приходилось следить, чтобы Розария не лишилась последнего ума из-за Умберто, иначе подруга часами караулила бы его, спрятавшись за деревьями, и совершала бы прочие глупости. У нее не было сестер, с которыми можно было поговорить, а мать никогда ничего ей не рассказывала. Еще несколько месяцев назад она была уверена, что забеременеет, если поцелуется с языком.
– Если бы этого хватало, Патриция была бы беременна двенадцать месяцев в году, – объяснила ей Маринелла.
Патриция постоянно обжималась с Козимо на сиденье «Веспы» и по крайней мере пару раз в неделю не ночевала дома. Очевидно, она знала, как избежать неприятностей.
Розария была первой, кому Маринелла показала две штуки, проклюнувшиеся у нее под блузкой. Однажды в мае, после уроков, они занимались переводом с французского, и Розария сказала, что уже жарко и что, если Маринелла хочет, они могут сходить на море в субботу днем. Пролистав словарь до буквы V, потом обратно до C и успев забыть, что она там искала, Маринелла ответила, что никогда больше не пойдет на море.
– Твой купальник мне не подходит, а денег на новый у меня нет.
– Но в прошлом году подходил.
– Именно. Спорим, что теперь я в него не влезу?
Во многих вещах Розария была менее сообразительной, чем Маринелла, и часто витала в облаках. Однако она умела читать свою подругу, как открытую книгу, и листала ее быстрее, чем словарь французского. Она прикусила нижнюю губу, как делала всегда, когда искала подходящие слова.
– Хочешь сказать, что у тебя выросла грудь?
Маринелла покраснела до корней волос.
– Если уже знаешь, зачем спрашиваешь?
Уже несколько недель Розария замечала, что Маринелла носит только свободные блузки, а в коридорах, когда на нее смотрят мальчики, ускоряет шаг и скрещивает руки на груди. У нее на такие вещи глаз был наметан: она всю жизнь боролась с прыщами и нашла сотню способов замазывать щеки и лоб.
– Марине, ты знаешь, сколько девчонок хотели бы такие титьки? По сравнению с тобой мы все плоские, как доски. Посмотри на меня. А Таня еще хуже.
Маринелла знала. Но еще она знала, что Таня только и болтает о том, у кого из девочек какая грудь, одержимая мечтой о том, чтобы у нее самой грудь стала размером с дыню.
– Какая тебе разница, пусть болтает, – сказала Розария.
– Мне все равно, но на пляж я не пойду.
И тут Розарии пришла в голову идея. У ее матери грудь больше, чем у Маринеллы, и совершенно нет времени ходить на пляж. Через две минуты Розария вернулась с охапкой купальников и бросила их на кровать, а потом заставила Маринеллу их примерить, прячась за дверцами шкафа.
– Роза, этот не годится. Тут все видно.
– Да этот купальник надели бы даже монахини Святой Кьяры. Что там видно? Руки да ноги.
– Я надену поверх футболку.
– Попробуй черный, он более закрытый.
Но каждый раз, глядя в зеркало, Маринелла видела только эти две огромные штуки, под тяжестью которых едва не сгибалась пополам. Ей казалось, что вместе с ними выросло и все остальное. В последний раз, когда они с Лавинией ходили по магазинам, она забилась в угол примерочной и накричала на сестру:
– Я больше не пойду с тобой за покупками! Ты нарочно находишь для меня самую отстойную одежду во всем магазине. И вообще, ты специально водишь меня в самые отстойные магазины.
Лавиния посмотрела на нее так, словно Маринелла была каким-то мифическим животным. Моби Диком. Лернейской гидрой. Первой женщиной в семье Маравилья, у которой выросла грудь.
– На что ты жалуешься, Марине? Тебе очень повезло, ты красавица. Точно не в нас с Патрицией, и даже не в маму с бабушкой, они обе были тощие, как палки. Может, по папиной линии у кого-нибудь из женщин были такие формы, как у тебя?
В общем, как обычно, все самое плохое исходило от Санти Маравильи.
Однако в конце концов Розария убедила Маринеллу взять черный купальник Вивианы Петраццолы и положить его в школьную сумку, чтобы в субботу они были готовы сходить на пляж. Маринелла надеялась, что пойдет дождь – ее бы устроила небольшая гроза, ничего серьезного, – но вместо этого к концу недели термометр в полдень показывал тридцать два градуса. На перемене Розария обмолвилась Тане, что они собираются на пляж, и та рассказала Пине, которая пригласила Катерину – как раз в тот день отец разрешил ей прогуляться. До этого момента Розария всегда позволяла Маринелле решать, куда пойти, и она выбирала пляж вдоль дороги в аэропорт, где было меньше всего людей и где она научилась плавать. Но когда они обошли весь город, чтобы Таня, Пина и Катерина взяли купальники и пляжные полотенца, выяснилось, что добираться до пляжа у аэропорта придется еще полдня.
– Пойдем к «Сиренетте»? – предложила Таня. – Туда на автобусе ехать десять минут.
Маринелла поспешно возразила:
– Вот еще, купаться у «Сиренетты». Там рестораны выбрасывают мусор в море.
– У «Сиренетты» бывают мальчики, – сказала Таня, глядя в упор на Розарию. – Мальчики из десятого «Б» тоже.
Пина подтвердила – уж она-то знала. Розария вцепилась в руку Маринеллы, сделав умоляющее лицо:
– Марине, пожалуйста. Пожалуйста, пожалуйста. Сделай это для меня, только сегодня, давай сходим к «Сиренетте». Я уверена, что Умберто будет там. Я больше не буду ни о чем тебя просить, никогда. Но сегодня скажи «да», пожалуйста.
Так Маринелла оказалась на пляже у «Сиренетты» в два часа дня в первую