Четверть века назад. Книга 1 - Болеслав Михайлович Маркевич

Замыкавший шествие муж ее, Осип Власьев, «серебряных и иных дел мастер», как значилось на его вывеске, всклокоченная, темная и желтая фигура, с небритым подбородком и табаком под носом, в порыжелом фраке и засаленных клетчатых панталонах над стоптанными сапогами, выглядывал исподлобья травленным волком, бывавшим на своем веку и не в таких переделках. По одному виду его можно было без ошибки заключить, что не даром было дано ему прозвище «зареза» и что он единственно замыслил и соорудовал все это дело векселей, выданных Фирсовым его жирной еупруге.

Все они, войдя в комнату, остановились у дверей в выжидательном положении.

– Подойдите! – крикнул им начальственный голос. И с этими словами граф встал в свою официальную позу, то есть опершись левою рукой о письменный стол, заложил большой палец правой за последнюю пуговицу своего форменного сюртука и правую ногу молодцевато закинул за левую.

Красивая Ирина бойко зашагала первая, за нею остальные. Чижевский уставил их рядком, попарно, в пяти шагах от его сиятельства.

Граф зорко оглядел всю компанию:

– Зачем безденежные векселя давал? – начал он с оника1, останавливаясь грозным взглядом на пучеглазом «брунете».

Злополучный подмастерье пришел в неописанное смущение: он засеменил на месте неуклюжими ступнями, завертел носом, зачесал в затылке…

– Отвечай! – возгласил граф, не дождавшись от него ответа.

– Отвечай, что молчишь! – толкнув его сзади в бок и оборачиваясь на него сверкавшими, как звезды, глазами, понуждала его молодая жена.

Он еще раз помялся, поежился, заерзал рукою в курчавых волосах:

– Больше по любве, ваше сиятельство! – провозгласил он наконец, растерянно улыбаясь…

Власьев презрительно дернул небритым подбородком. Супруга его безмятежно перекрестила свой неожиданно зевнувший рот.

Ладони поднялись.

– По какой любве? Говори!

– Потому, Осип Власьич, – начал, переминаясь с ноги на ногу и продолжая идиотически улыбаться, злосчастный ловелас, – потому они сулили мне… что за их бесчестие они всегда могут меня в острог засадить…

– Дурак! – пропел граф.

– Вестимо дурак! – и слезы брызнули разом из глаз молодой женщины. – Он у меня, что ребенок малый, прост, ваше сиятельство!

– Дурак! – промолвила за нею, еще раз зевнув и еще раз перекрестив рот, «madame Зарез».

– Дурак как есть! – октавой ниже подтвердил и ее достойный сожитель.

– А ты как смел брать безденежные векселя? – накинулся тут же на этого граф.

– Я не брал-с! – уходя весь в высокий воротник своего засаленного фрака, захрипел Власьев. – Я даже ничего об эвтом, ваше высокосиятельство, не знаю, опричь только, что собственно я как свидетель, потому это действительно, что он, как желательно ему было вступить в первый законный, и что отец его в деньгах ему отказывал, так он приходил к моей, значит, жене просить, даже в ноги ей кланялся несчетные разы, потому не с чем ему было свадьбы сыграть, а как он, служимши у меня, значит, в подмастерьях…

– И кто же вам в эвтом может поверить! – зазвенев как колокольчик, полным неудержимого негодования голосом прервала его Ирина. – Когда не только чтоб он просил на свадьбу у вашей жены, а сами вы постоянно, по нужде своей, жалованье его заслуженное задерживали, и посейчас двадцать шесть с полтиной ему вами не додано! Бога вы не боитесь, Осип Власьич!..

– Чижевский, – запел голос, – написать городничему, чтоб его на месяц за решетку посадил! Мошенник!.. Где векселя?

– При деле, ваше сиятельство!

– Ты, добродетельная супруга! – граф ткнул пальцем по направлению «madame Зарез». – Слушай! Ты грамотная?

– Грамотная! – протянула она, сдерживая третий зевок.

– По векселям получи по копейке за рубль! Ступай, распишись в уплате сполна!

– Батюшка, ваше сиятельство, спаситель вы наш! – так и бухнулась ему в ноги красавица Ирина, судорожно всхлипывая и покрывая поцелуями его пухлые руки.

– Ну, ну, хорошо… не нужно! – усмехнулся старец, наклоняясь подымать ее. – Ты, я вижу, умная! Смотри, болвана от себя не отпускай! Чтобы не дурил без тебя!..

– Не отпущу никуда, ваше сиятельство! – уже смеялась она сквозь непросохшие слезы. – На привязи стану держать… Дай вам Царица Небесная много лет здравствовать!..

– Спасибо!.. Очень рад! Ступай себе с Богом!.. Чижевский, с добродетельной супруги расписку получи! А вексель отдай… Как тебя, востроглазая, зовут, бишь?

– Ирина Михайлова, ваше сиятельство!

– Ирине Михайловой отдай! А муж дурак! «По любве», говорит, мошенникам ограбить себя дал! – покатывался и заливался добродушным смехом своим граф.

– И вы так, ваше сиятельство, – молвил ему, когда они остались одни, блестящий петербургский делец, внимательно и с каким-то двусмысленным подергиванием губ следивший за всею этою сценой, – вы так даете себе труд сами разбирать всякую вздорную просьбу?

Ладони откинулись:

– Для нее не вздорная! Все ее состояние!..

– Конечно… но я полагаю, что суд… наконец полиция…

– Ничего не сделают! – запел граф. – Там закон! А по закону – она плати!.. Бедному народу главное, чтобы не волокли по всем мытарствам… Он идет ко мне! Потому знает, я сейчас решу…

Флигель-адъютант все так же двусмысленно и осторожно усмехнулся.

– Нужно только, чтобы тут было и тут, – указывая себе на грудь и на голову, закончил московский правитель, – больше ничего не надобно!..

С таким несложным разумением юстиции никак не мог бы согласиться «серебряных и иных дел мастер» Осип Власьев, по прозванию «Зарез», который в эту минуту, стоя в другой комнате у стола, за которым Чижевский диктовал его супруге форму расписки на заемных письмах, язвительно бормотал, косясь на стоявшую рядом красивую Ирину:

– Вовсе ограбили, значит!.. И стыда в людях нету!..

– Точно что нету, Осип Власьич! – пылко вскликнула молодая женщина. – Что он у вас, почитай, шесть годов за крепостного был, всю работу у вас один справлял, пока вы на боку лежали да по трактирам прохлаждались, так вы за то нас по миру пустить хотели. Это у вас совесть называется! На экую сумму на себя подписать его заставили!

– Знал, что писал, не мальчик! – фыркнул Власьев.

– Знал? Мой-от теленок! – кивнула она на стоявшего обок ее и все так же глупо продолжавшего улыбаться мужа. – Вы из него с супружницей-то вашей Анной Прохоровной веревки плели. Он вам не то на восемьсот, на восемь тысяч подмахнул бы зря с простоты своей!..

– Означенную в сем заемном письме сумму деньгами сполна получила, – продолжал диктовать Чижевский, в то же время прислушиваясь и любуясь огненным взглядом и бойкою речью уездной красавицы.

– Сполна! – злобно повторил себе под нос Власьев.

– Так точно-с, извольте получить! – вскинулась Ирина, торопливо доставая из кармана платок и развязывая в нем узелок с деньгами. – Восемь рублев… «Сполна!» – примолвила она, выкладывая деньги на стол… Ее подвижные, прозрачные ноздри расширились и дрожали от пронимавшего ее смеха… – А теперь