Не река - Сельва Альмада
Он останавливается там, где речка становится пошире. Насаживает червяка и забрасывает удочку. Ему нравится миг, когда крючок и наживка тонут в крошечной дырочке на поверхности воды и оставляют после себя плавные круги.
* * *
В тот раз крестная сначала завезла своих домой. Ее дети, которые ему были все равно что двоюродные братья, стали просить, чтобы он у них остался. Он и сам хотел, в конце концов, сказал он, мама отпустила его до вечера. Но Мариса сказала нет, ему нужно к маме. Тогда он присоединился к нытью кузенов.
Ну пожалуйста, ну чуть-чуть, ну мы же тебя просим.
Хныкали они хором. Это всегда срабатывало, но в тот день не сработало. Мариса в сердцах бросила мужу, да забери ты их уже в дом. Но ему улыбнулась совсем по-другому, точнее, как всегда, по-доброму и мило, словно учительница.
Сегодня никак нельзя, солнышко, тебе нужно к маме.
Она погладила его по волосам и по щеке. Глаза у нее блестели, и от этого ему стало страшно.
Он не знал, в чем дело, не мог даже себе представить, но живот у него заболел. Ехали молча, он смотрел в окошко, крестная не отводила взгляда от лобового стекла. У отеля он медленно вылез, волоча за собой рюкзак. Мама стояла в дверях, скрестив руки. Мариса тоже зачем-то вышла из машины. Мама наклонилась и поцеловала его, глаза у нее были красные.
Иди, я сейчас.
Сказала она.
Тило вошел в дом и обернулся. Мама с Марисой обнялись. Он не слышал никаких звуков, но увидел, как дрожит мамина спина и как Мариса не выпускает ее из объятий.
* * *
В той части, где мама говорит ему про смерть отца, у него провал. Она сказала «умер» или «попал на небо»? Открыла ему подробности или просто назвала это «несчастный случай»?
Тило было шесть. Он заканчивал первый класс, бегло читал, писал крупным, немного неаккуратным почерком и хорошо считал.
Он не помнит разговора с мамой. Все черно от того эпизода, где Мариса с мамой обнимаются, до того, где он проползает между ногами, которые приближаются, перетаптываются, останавливаются на секунду, отходят, а он залезает под гроб. Никто не обращает на него внимания, он ложится и смотрит вверх, на деревянный ящик. Ему сказали, что внутри его папа. Он перемещается так, чтобы голова оказалась под тем местом, где по идее должна быть папина голова. Он спрашивал, почему им нельзя на него посмотреть, и мама сказала, что его уже там нет. Он не понял: так он там или нет? Иначе чего они толпятся вокруг этого ящика, если там никого? И где тогда папа? Его съели рыбы?
* * *
Вошли на кладбище вслед за гробом, который несли Чернявый, Энеро и еще несколько родственников. Остальные дети тут же кинулись врассыпную играть среди могил. А его не пустили, оставили со взрослыми. Мама так вцепилась в его руку, что ему даже стало больно, пришлось попросить, чтобы ослабила хватку.
Яму уже вырыли. Он увидел – а может, только показалось – длинных розовых червяков то тут, то там высовывавшихся меж свежих комьев. Хорошая наживка.
Могильщики спустили гроб на веревках. Когда он лег на дно ямы, они вытянули веревки обратно. Рядом стояло еще двое с лопатами, воткнутыми в кучу земли. Один из них посмотрел на его мать.
Сеньора.
Сказал он.
Мама наклонилась, набрала горсть земли и положила ему в ладонь. Мягко подтолкнула к краю ямы.
Бросай.
Медленно сказала она ему на ухо.
Тило выпустил землю, и тогда все вокруг тоже стали брать ее горстями и бросать на гроб. Остальные дети, услышав, как падают комья земли, примчались к могиле, и когда все разошлись, принялись утаптывать ее, толкаясь и вопя.
Он вырвал руку у матери и присоединился к веселью.
Леска в пальцах натягивается. Клюнуло. Этот напряженный миг, поклевка, волнующая детская радость. Пора действовать. Он упирается ногами в глинистую почву берега. Поднимает руку. Подводит. Рыба сопротивляется. Точно крупная. Еще подводит. Она крепко сидит. Это чувствуется по биению на том конце лески. Наконец он вырывает ее из воды. Рыба серебрится на солнце.
Тило улыбается.
Как знал, что ты тарарира, такая-то упертая.
Говорит он.
* * *
Продуктовый – лавчонка метр на метр. Горизонтальная морозилка служит прилавком. За ним нахохлился хозяин, беззубый седой старик. Небесно-голубые глаза, испещренные красными прожилками. Никогда не выпускает сигарету изо рта.
Снаружи навес для тени. Под ним пара столиков. Со стороны улицы к тем же столбам, на которых держится навес, приколочена широкая доска. Стойка, можно облокотиться.
Энеро просит пива.
Самое холодное, что у вас есть.
Говорит он.
Старик надменно смотрит на него.
Можно подумать, мы тут теплым торгуем.
Отвечает он, повышая голос. Мешая слова с дымом неизменной сигареты.
Энеро лишь слегка пожимает плечами, как облажавшийся мальчишка. И две пачки сигарет, пожалуйста. И лед.
Когда старик наклоняется открыть морозилку, чтобы достать пиво и лед, Энеро его останавливает.
Лед пока не надо. Мы у вас тут литрушку раздавим с молодым человеком.
Старик нехотя подымает крышку.
Каждую минуту открывать – весь холод уйдет.
Говорит он.
На этот раз обращаясь к самому себе.
Откупоривает бутылку. Морда кирпичом. Даже стаканов не дает.
Энеро забирает сигареты и пиво.
Тило ждет снаружи у стойки.
Полуденное солнце жарит песчаную улицу.
Под навесом местные играют в карты и пьют вино.
Энеро тоже облокачивается на доску и смотрит в их сторону. Огромная спина, зад, икры у него на солнце. Вытянутая вперед шея в теньке. Едва на нее начинает наползать свет, как он запрокидывает голову и пьет из горла.
Хорошо пошло.
Говорит он.
Прикрывает глаза. Горло стало прохладное, как свежесрезанный лист алоэ.
Хорошо пошло.
Повторяет он.
Передает бутылку. Тило пьет.
Пей, пей.
Без суеты.
* * *
Неизвестно откуда вдруг появляются две девушки. Сперва долетает запах зеленой травы от их длинных, недавно вымытых волос, с
