Не река - Сельва Альмада
Энеро пихает Тило локтем, тот пожимает плечами и снова приникает к бутылке.
Наконец девушки разворачиваются, и спереди они еще красивее, чем со спины. Лица свежие, ненакрашенные. Они не похожи – разве что длинными чернющими волосами. Одна выше, вторая грудастее. Не похожи и все же очень похожи. Одеты как любые девушки их возраста. Шорты из самостоятельно обрезанных ножницами джинсов, не подшитые. Ноги золотистые, волоски на ляжках сверкают, как чешуйки. И еще этот запах свежескошенной травы, который обе испускают всем телом.
Они смотрят на них в упор и улыбаются.
Энеро улыбается в ответ.
День добрый.
Говорит он.
Угостишь одной?
Говорит первая, указывая подбородком на пачку.
Одной не угощу.
Отвечает Энеро.
Только двумя: по одной на каждую.
Расхохотались, подходят. Берут сигареты, подносят лица к руке Энеро, к синему огоньку зажигалки.
Вы не здешние.
Говорит вторая.
Да, просто порыбачить приехали.
Говорит Энеро.
Интересно, что же вы тут ловите?
Говорит та же самая и снова смеется.
Энеро она нравится. Ему нравятся дерзкие девушки. Эти совсем малолетки, сколько им, лет пятнадцать, шестнадцать? Но здесь, на острове, женщины созревают раньше, чем в поселке.
Энеро хохочет.
Да что такое старье, как я, словит? Разве что простуду…
Старье – это тряпки такие, мама говорит.
Говорит то ли одна, то ли обе разом. Уже не понять. У него голова идет кругом, какие они красавицы, будто летний мираж.
Меня зовут Энеро. А это мой крестник Тило.
Ну и дурацкие имена.
Говорит первая.
Из календаря, что ли, взяли.
Говорит вторая.
И снова смешки.
Меня зовут Мариела, а ее Луисина.
В честь бабушки, старушечье имя, я знаю.
Говорит та, которую зовут Луисина.
Но все называют меня Люси.
Я бы вас пивом угостил, но этот старый хрен даже стакан зажал.
Ничего, мы не пьем.
Говорит Мариела.
Да что вы.
Говорит Энеро.
Да, нам лучше не пить, а то в голову ударяет.
Говорит Люси.
Неужели плохо себя ведете?
Говорит Энеро.
Это как посмотреть.
Говорит Люси, и в ней что-то гаснет.
Пошли, Мариела, нас мама ждет.
Но Мариела не отводит глаз от Тило.
Здесь рядом танцы сегодня вечером.
Говорит она и показывает в конец песчаной улицы.
Там танцплощадка.
Пошли, Мариела, пошли домой.
Приходите, повеселимся.
Пошли, Мариела, нас мама ждет.
Да иду я!
Мариела сбрасывает с плеча настырную руку Люси. И подмигивает им.
Приходите. Не пожалеете.
Они разворачиваются и уходят. Люси берет Мариелу под руку, и на сей раз она не сопротивляется. Так они и идут сплетясь, в ногу.
Энеро провожает их взглядом. Ничего плохого в том, чтобы время от времени глаз порадовать.
Один из играющих в карты прерывает его созерцание.
Поосторожнее с этими двумя! У них отрава сам знаешь где.
Говорит он, повернувшись всем телом, но не выпуская карт.
Энеро, все еще блаженно улыбаясь, переводит на него взгляд.
Местный подмигивает.
Ты, друг, ушами не хлопай. Или не понял, что они уже не? Они уже не!
Он заходится смехом и отворачивается. Его сутулая спина быстро сливается со спинами других завсегдатаев.
Тило пихает Энеро локтем, беззвучно спрашивая, что местный имел в виду.
Энеро не отвечает, молча опрокидывает в рот остатки пива.
Воздух внезапно загустел.
* * *
Не успели они отойти подальше, как Мариела крепче вцепляется в Люси.
Ой, я, кажется, влюбилась.
Говорит она и трется носом о плечо сестры.
Не начинай.
Говорит Люси.
Но ты видела, какой он милый?
Мариела вздыхает.
Они шагают дальше по песчаной улице. В такое время земля под ногами кипит. Но им нипочем, идут босые. Ногти на ногах, выкрашенные в яростно-розовый, похожи на цветочки кислицы.
У них год разницы, Мариела старшая, но Люси всегда была серьезнее. Мать говорит, потому что она ее горько носила. У нее тогда разладилось с отцом обеих, и в конце концов он ее бросил еще до родов.
И всю мою тогдашнюю горечь ты всосала, всегда говорит она.
Когда они подходят к дому, мать во дворе жжет мусор. Она так занята, что не слышит, как они открывают и закрывают за собой дверь. Люси чуть задерживается на пороге и смотрит на нее: она одета в растянутую старую мариелину майку и выцветшую юбку, волосы подвязаны, горбится. Будто постарела вдруг в клубах дыма.
Люси ужасно хочется подойти и обнять ее сзади. Но характер у мамы угрюмый, и нежностей она не любит. Накануне они повздорили, и она крикнула им: чтоб глаза мои вас не видели, прошмандовки!
* * *
Ставни в комнате полузадвинуты. Мариела ложится на кровать и обмахивается журналом. Люси – на кровать рядом, одна нога вытянута поверх чистых простыней, другая свисает. Сквозь ставни в комнату попадает дым, но если закрыть, они умрут от жары.
Попробуй, может, вентилятор заработает.
Говорит Мариела.
Люси неохотно встает, включает вентилятор. Он издает глухой звук, но лопасти не двигаются.
На, запусти вот этим.
Говорит Мариела и бросает ей линейку.
Люси бьет линейкой по лопастям, вроде трогаются, но нет, снова замирают. Она делает несколько попыток. Сдается, выключает вентилятор и снова ложится.
Мариела отбрасывает журнал, поворачивается на бок, одна рука под головой, другая лежит на подушке. Люси смотрит в потолок и замечает дырочку в кровле, оттуда сочится свет. А в дождь польется вода.
Думаешь, они придут на танцы?
Мечтательно спрашивает Мариела.
Люси не отвечает.
Они с детства любят закрыться в комнате, прилечь и поболтать. Маму это бесит. Если они так делают днем – мол, только лентяйки валяются в постели вместо того, чтобы прибирать дома, работать или делать уроки. Если ночью – их шушуканье и хихиканье, видите ли, мешает ей спать. Она говорит, одни прошмандовки допоздна не спят.
Мне жалко маму.
Говорит Люси.
Мариела приподымается на локте, подпирает ладонью щеку.
С чего это?
Говорит она.
Не знаю, стало ее жалко вот сейчас, когда мы с улицы заходили.
Да она просто сердится, скоро отойдет.
Мы тоже такие будем, когда у нас будут дочери?
Мариела прыскает и опять ложится на спину.
Вот еще выдумала. Лучше постарайся не залететь, потому что тогда точно от мамы по жопе получишь. Лично я на всякий пожарный петрушку ежедневно поливаю.
Люси тоже
