Девичья фамилия - Аврора Тамиджо
Маринелла впервые рассказывала чужому человеку – не члену ее семьи, а кому-то, кто не знал этой истории, – о смерти матери. Точнее, о том немногом, что запомнила из того дня.
– Мама лежала в постели, но не спала. Она все время шила и хотела, чтобы мы были рядом, как кошки.
Она зажмурилась, напрягая память, пытаясь облечь в слова те образы, которые вспыхивали перед глазами и мгновенно исчезали. Тяжелое дыхание засыпающей матери. Игла втыкается в ткань и рисует на хлопке загогулины, которые складываются в буквы и слова: «П» – Патриция, «Л» – Лавиния, «М» – Маринелла, «М» – Маравилья. Сухой кашель, похожий на звук барабана, от которого содрогается вся кровать. Рассказывать об этих вещах Лучано было легко, и ей уже не казалось постыдным сознаться, что она не различает футболистов и не любит арбузы.
– Я не знаю, как сказать твоей маме, чтобы не обидеть. На каждом матче сборной Италии она пытается накормить меня арбузом. Но я не люблю арбузы.
– Я скажу ей в следующий раз, что-нибудь придумаю, – пообещал Лучано.
Ему было весело с Маринеллой, и он хотел, чтобы она и дальше приходила на игры сборной Италии.
Во время матча с Камеруном синьора Серена уже не предлагала ей арбузы – только холодную воду и брускетты с хлебом и помидорами. Игра снова выдалась не особенно яркой, но Лучано настаивал, что свою сборную нужно поддерживать, потому что она умеет совершать подвиги в самые трудные моменты. Мужчины на террасе подшучивали над ним, называя мальчишкой и романтиком.
– Может, я и романтик, – отвечал Лучано, – но тут все дело в статистике.
Раньше Маринелла слышала только, как романтичной называли ее сестру Лавинию, а в устах Патриции это слово звучало как оскорбление:
– Тебе повезло, что ты можешь быть романтичной, а я-то работаю и содержу нас всех.
Чаще всего она говорила это, когда Лавиния отрабатывала в кинотеатре вторую смену без оплаты только ради того, чтобы задержаться и второй раз посмотреть понравившийся ей фильм. В магазине Лучано Вальо был целый отдел под названием «Романтика», и там Маринелла обнаружила много прекрасной старой музыки шестидесятых и пятидесятых годов – джаз, рок, итальянские певцы. Она спросила, не лучше ли расставить эти пластинки по жанрам и исполнителям. Лучано был категорически против.
– Шутишь? Без влюбленных магазин прогорит. Оставь все как есть.
Четвертый матч состоялся 29 июня, и в этот жаркий вечер статистика и романтизм Лучано принесли свои плоды: Италия выиграла у Аргентины со счетом 2:1, и даже Маринелла, которая ничего не понимала, сообразила, что матч был эпичный, – желтые и красные карточки, победа Тарделли над Марадоной, на террасе и во всем городе кричат от радости. Маринеллу захватила эта эйфория, она прыгала вместе с Таней и обнималась с кучей незнакомцев, хотя обычно испытывала отвращение к объятиям. Как могло случиться, что за почти восемнадцать лет жизни она ни разу не слышала о чемпионате мира по футболу? Сколько всего она пропустила?
– Пойдем со мной в дом, хочу взять несколько пластинок, чтобы поставить их в честь праздника. А ты поможешь выбрать, – сказал ей Лучано.
Маринелла была ошеломлена царящим вокруг энтузиазмом и, чтобы отпраздновать победу, даже решила тайком выпить пива с Таней.
– Не волнуйся, Марине, ты не опьянеешь от нескольких глотков. Тебе просто станет чуть-чуть веселее, – сказала ей подруга.
На самом деле Маринелле было ужасно весело от мысли, что Лучано хотел посоветоваться с ней о музыке. Следом за ним она спустилась на третий этаж. Таня и Лучано спали на двухъярусной кровати. Подруга, наверное, располагалась внизу, где стена была увешана постерами Саймона Ле Бона[73] и афишами фильмов, включая «Голубую лагуну». Чтобы найти следы Лучано, нужно было смотреть выше, где стены скрывались под полками и стеллажами, на которых бок о бок стояли сотни пластинок.
– Это всё твои?
– Нижние – папины и Танины. Возьмем эти и отнесем наверх? Что скажешь?
В руках у Лучано были Queen, Рино Гаэтано[74] и знаменитая пластинка Toto, о которой мечтала Маринелла. Он так радовался победе Италии, что рассмеялся, увидев ошеломленное лицо Маринеллы. Столько пластинок сразу она видела только в магазинах.
– Если тебе что-то приглянулось, можешь взять на время, я знаю, что ты вернешь.
– Нет, я не знаю, что выбрать.
Лучано уверенно направился к полкам и достал сверху долгоиграющую пластинку в сером конверте.
– Знаешь эту? Давай начнем с нее. Я бы поставил ее прямо сейчас, но наверху так шумно, что ничего не будет слышно. Возьми ее домой, а потом расскажешь, как она тебе. Это очень ценная пластинка, у меня ее даже в магазине нет, так что постарайся не потерять. А теперь идем обратно наверх.
Маринелла в кои-то веки оказалась не самой умной среди сверстниц. Мало того, что Лучано ею командовал: пошли вниз, пошли наверх, пошли на террасу – и что она на все отвечала «да». Мало того, что она отменила обеденный перерыв, отдавала ему все баклажаны с пармезаном, приготовленные Лавинией, – блюдо, которое Маринелла любила больше всего на свете, – и перестала испытывать голод. Город отмечал победу над Аргентиной и готовился к матчу с Бразилией, а Маринелла все выходные пролежала на полу мансарды, слушая пластинку, которую ей одолжил Лучано Вальо. Как она могла не слышать о Брайане Ино[75], какой дурой она должна казаться Лучано?! В выходные было сорок градусов, солнце плавило асфальт, а пляжи кишели людьми, и Патриция начала беспокоиться о Маринелле, которая десять часов не высовывала носа из своей комнаты. Патриция поднялась в мансарду, чтобы позвать ее к ужину.
– Ты что же это, не обедала и ужинать не собираешься?
– Завтра поем.
Сестра с подозрением осмотрела Маринеллу.
– Ты больна?
– Нет.
– Ты все время лежишь здесь. А как же Розария? Почему ты не выходишь? Ты больше не ходишь смотреть матчи со своими друзьями?
– Патри, не трепи мне нервы. Что тебе нужно?
Патриция вернулась вниз вся красная, крича, что они воспитали распутную девчонку и что если бы она в свое время так ответила мамушке, то света белого не увидела бы из-за тумаков. Лавиния вздохнула.
– Патри, оставь ее в покое. Ты ей не бабушка и не мать. Поест, когда проголодается.
Когда сестра отступала, Маринеллу начинала мучить Розария. Каждый вечер около девяти часов она начинала звонить в домофон и не прекращала, пока подруга не спустится. Она не сердилась на то, что Маринелла все это время ходит на террасу без нее, но донимала ее расспросами – что там происходит, как долго длятся матчи.
– Ты хоть понимаешь, что творится на поле?
– Это несложно, Роза: кто забьет больше голов, тот и выиграет.
– Но есть же группы, разница голов. Ты понимаешь, что это такое?
В конце концов Маринелле это надоело, и, чтобы подруга не мешала ей валяться на полу в мансарде и слушать пластинки, она пригласила ее на террасу.
– Приходи на следующую игру. Таня будет рада.
Вечером 5 июля 1982 года Италия играла с Бразилией, и напряжение в воздухе можно было резать ножом. Лучано сидел между Маринеллой и Розарией, и это было куда лучше, чем слушать комментатора, поскольку Вальо знал всю подноготную бразильских игроков и их полные имена. Первый гол забил Паоло Росси, и терраса взорвалась радостью, но затем Сократес сравнял счет. Когда Росси забил второй гол, Лучано наклонился к Маринелле:
– Мы выиграем, я чувствую.
Казалось, что Бразилия ослабла, и напряжение на террасе стало рассеиваться. На шестьдесят восьмой минуте Фалькао сравнял счет, 2:2. Но на семьдесят четвертой Паоло Росси забил снова. И здание чуть не рухнуло, так все запрыгали от радости. Игра закончилась со счетом 3:2
