Девичья фамилия - Аврора Тамиджо
И Лучано сразу понял, что речь идет о песне Донателлы Ретторе «Lamette»[70]. Перед обедом другая попросила «на-на-на-на Парадайз», и он пошел за долгоиграющей пластинкой с саундтреком к фильму «Голубая лагуна».
– Я не мог ошибиться, сестра прожужжала нам все уши с этим фильмом, уже голова болит. И от песни тоже.
– Она на нем помешалась, потому что похожа на Брук Шилдс.
Лучано рассмеялся:
– Ну да, как же. Как две капли воды.
В обед у Маринеллы был часовой перерыв, чтобы сходить домой. Но она пообещала самой себе рассортировать все новые пластинки до часу дня, и оставалось еще три коробки. Она попросила у Лучано разрешения остаться и закончить работу.
– Тебе все же нужно сделать перерыв. Если не хочешь идти домой, можем перекусить здесь.
– Бесит, что тебе придется остаться из-за того, что я не закончила работу.
– Я всегда ем в магазине. И буду рад компании, хотя бы иногда.
Лучано приспустил рольставни и захотел взять два аранчини в закусочной «Вастидда» на углу у Археологического музея, чтобы съесть их, сидя на низенькой стенке перед магазином. Маринелла не сумела всучить ему двести лир за свою еду.
– Взял и с маслом, и с мясом, потому что не знаю, какие ты любишь.
– С маслом.
Теперь, когда школы закрылись, а магазины опустили ставни на время обеда, казалось, что на улице Армафорте кто-то поднял иглу проигрывателя: тишину прерывали лишь редкие гудки клаксонов, доносившиеся с главной дороги, на веревках развевались под июньским солнцем душистые простыни и трехцветные флаги.
– Слышишь, какая тишина? Все ждут игру. – Лучано откусил от своего аранчини с мясом. – Если хочешь, можешь уйти домой, когда закончишь разбирать коробки. Мы закроемся рано, в четыре, чтобы быть у телевизора, когда начнет играть Италия.
– Ты тоже помешан на чемпионате мира по футболу?
– А ты разве нет?
Маринелла пожала плечами:
– У нас дома нет телевизора.
– А мы смотрим телевизор все вместе на террасе. Разве Таня тебе не рассказывала? Приходи. Или пойдем вместе, когда закроем магазин.
Лавиния не поверила своим ушам, когда Маринелла позвонила и заявила, что будет смотреть, как играет Италия, у Тани Вальо. Таня сама была ошеломлена, когда увидела ее на террасе.
– Как здорово, что ты все-таки пришла! Розария не захотела.
Маринелла никогда не ходила на вечеринки – да и вообще никуда не ходила – без своей лучшей подруги Розарии.
– Идем, я тебя со всеми познакомлю!
Следующие пять минут Таня шумно и весело таскала Маринеллу по всей террасе, заставляя пожимать руки куче незнакомцев – женщинам и мужчинам, мальчикам и девочкам.
– Это моя подруга Маринелла, – повторяла она, и, по правде говоря, на нее нельзя было за это обидеться.
На Тане было очень короткое зелено-бело-красное платье, и с длинными распущенными волосами она в самом деле была похожа на Брук Шилдс. Тем временем на террасе собрались смотреть игру не только жители дома – казалось, сюда пришел весь район. Таня и Лучано Вальо жили на площади Принчипе Ди Кампореале, в шестиэтажных домах, выходивших окнами на виллу Мальфитано. Все, кто приходил в тот вечер на террасу, приносили пластиковые стулья, одеяла для пикника, ведра с бутылками пива Peroni, здоровенные арбузы, багеты, помидоры, спирали от комаров. И все, кто теперь знал подругу Тани Маринеллу, предлагали ей что-нибудь выпить или съесть.
– Хочешь арбуза? – спросил Лучано.
Маринелла ненавидела арбузы, но ей хотелось пить, и она давно не ела арбузов, поэтому решила дать им еще один шанс. Она откусила немного красной мякоти – и сморщила нос от вялой сладости.
– Эти арбузы из морозилки – дрянь. В следующий раз куплю на рынке. – Женщина со смуглой кожей и серыми глазами, такими же как у Лучано, выхватила ломтик арбуза у нее из рук. – Оставь это, девочка. Ты Маринелла, да? Приятно познакомиться. Я Серена, мама Лучано.
– Вообще-то и моя мама тоже, – пробормотала Таня.
До того как взять фамилию Вальо, Серена Беккаритто была «Мисс Ривьера-ди-Корчина» – своей родной деревни, расположенной к югу от города, у самого моря. Они с отцом Тани познакомились, когда Серена, будучи королевой красоты, ездила по деревенским праздникам и ярмаркам. Сальваторе Вальо, сорок лет проработавший в паспортном столе, был типичным муниципальным служащим – невысокий, без единого волоска на голове, с седой козлиной бородкой и большими живыми глазами. Он расхаживал по террасе, засунув руки в карманы, и улыбался; за десять минут он уже раз пять представился одной только Маринелле: «Я Сальваторе, отец Тани». Любой, кто хоть мельком видел чету Вальо, удивлялся, как такая эффектная женщина выбрала такого невзрачного мужчину: она была похожа на Софи Лорен, он – на Карло Понти[71]. Но они прожили вместе двадцать пять лет и словно бы выстроили у себя дома отдельный город.
– Это ты помогаешь Лучано в магазине? – Синьора Серена рассматривала Маринеллу с легкой улыбкой. – Как ты его уговорила? Меня он туда вообще не пускает.
– Потому что Маринелла помогает, а ты нет, мама, – ответил Лучано.
На дальнем конце террасы несколько мужчин возились с кабелями большого телевизора, стоявшего у стены. Что-то зашипело, и на экране высветилось изумрудно-зеленое футбольное поле в Виго, маленьком городке на севере Испании. Матч еще не начался, команды даже не вышли на поле, но отсутствие звука вызвало на террасе дружный рев разочарования.
– Звук! – крикнул кто-то сзади.
– Луча, включи звук.
Лучано Вальо побежал к телевизору. Очевидно, он единственный знал, как регулировать громкость. Как раз в ту минуту, когда футболисты вышли на поле, на крыше многоэтажки раздался хриплый голос комментатора. Люди, которые сидели и стояли у столов с едой, зааплодировали, и через мгновение вся терраса уже пела гимн Мамели[72]. Маринелла обнаружила, что прекрасно знает слова, хотя и не могла вспомнить, где и почему их выучила. В детстве она слышала только, как монахини пели «Радуйся, Царица Небесная».
Несмотря на всеобщий энтузиазм и количество заготовленной провизии – брускетт, арбузов, миндальных пирожных, алкогольных и безалкогольных напитков, – первый матч Италии на чемпионате мира в Испании не ознаменовался ничем особенным. Счет был 0:0. И даже четыре дня спустя, в матче с Перу, Италия налажала; конечно, Бруно Конти забил гол, а синьора Серена купила на рынке очень сладкие арбузы, но игра сборной не становилась лучше.
Маринелла, в свою очередь, не могла увлечься этим видом спорта: она не понимала правила, не видела разницы между красивым голом и случайным везением и, откровенно говоря, путала игроков. Для нее оставалось загадкой, как комментаторы всегда с такой уверенностью определяют, кто владеет мячом. Лучано Вальо хохотал от души, когда она признавалась ему в этом, сидя на стенке перед «Тамбурином». Лавинию вполне устраивало, что Маринелла не приходила домой в час, потому что так ей не приходилось кормить сестру обедом перед своей сменой в кинотеатре. Но она хотела быть уверена, что сестра хорошо питается, поэтому стала давать ей с собой большие порции пасты аль форно, фриттаты из кабачков и баклажанов с пармезаном. Маринелла запихивала все в свою холщовую сумку, но только для того, чтобы каждый день делиться едой с Лучано.
– Раз уж ты никогда не берешь с меня денег за обед, могу предложить тебе то, что готовит моя сестра. Глянь на эти порции, я же столько не съем.
На самом деле, обедая дома в одиночестве, Маринелла накладывала себе гораздо больше, чем давала ей Лавиния, и все равно не всегда наедалась; но перед Лучано она притворялась, что у нее нет аппетита, только чтобы уговорить его вместе съесть обед, приготовленный Лавинией.
– Твоя сестра хорошо готовит. Это мама ее научила?
– Бабушка. Она все умела делать, в молодости у нее было в деревне что-то вроде ресторана. А вот мама, по-моему, не готовила, может, потому, что ей не нравилось. Но я плохо ее помню, я была маленькой, когда она умерла. Ты знаешь, что в день ее смерти было землетрясение?
– Когда она умерла, в шестьдесят восьмом? Я помню это землетрясение.
– Нет, это было другое землетрясение, маленькое. Казалось, все вокруг трясется только из-за нее. Мы все забрались
