Соло на швейной игле - Андрей Юрьев
– Наверняка не сказать. Пацанчик шустрый за рулем был, да и местность ему известная, – Гоблин высунул из окна руку и показал на большой дом по левую сторону. – Либо в этом, либо в одном из двух следующих. Я его движок как родного слышал, зуб даю! Мне буквально пяти секунд не хватило, а так бы я увидел, куда они заехали, – Гоблин поцокал сокрушенно языком и добавил: – Был бы я на «крузере»!
– Да забирай ты его уже, – сказал Юра. – Я здесь останусь, а ты паркуйся в конце улицы и смотри в оба. Главное, не упустить их до приезда братвы.
На том и порешили. Юра пересел в «гелендваген». С каждой минутой ему становилось хуже. Вместе с симптомами ОРЗ накрыло волной отвращения. В салоне воняло чужим потом, кресло Гоблин отрегулировал под себя. Потребовалось время и усилие, чтобы побороть тошноту.
Юра смотрел на габаритные огни отъезжающего в «крузере» Гоблина, и ему хотелось его догнать и задушить. Сколько еще здесь куковать? Минут тридцать? Час? К тому времени, когда Сарыч с людьми приедут, как раз стемнеет. Веселый предстоит вечерок.
Юра посмотрел на окна ближайшего дома. На втором этаже горел свет. Через окно виднелась роскошная люстра. Эти цыгане умеют жить. Лично у него к ним нет никаких претензий. Да, их состояния сделаны на наркоте. А чем они с Сарычем лучше? Юра усмехнулся. Если так рассуждать, то и бухло тоже убивает. И курево. Просто Сарыч принимает все слишком близко к сердцу, если оно у него есть. К тому же он расист, каких поискать. Терпеть не может ни узбеков, ни таджиков, ни евреев, а особенно цыган.
Юра вспомнил службу и закадычного своего армейского дружка. Как смешно он коверкал русские слова, как неправильно ставил ударения. Обхохочешься. Он был казах и настоящий мужик. Почти брат. Жаль, связь потерялась. Вот с кем бы он посидел за бутылкой коньяка, поговорил за жизнь…
Мысли Юры перескакивали с одного на другое, путались. Начинался жар. Сарыч… Все знают, у него с цыганами свои счеты. Он их ненавидит за наркоту, ведь у его бывшей бабы сын сторчался. Плотно сидел на герыче. Парень загнулся от передоза года полтора назад. Они после этого в Бердске несколько точек зачистили, с тех пор на территории Сарыча наркотой не торгуют. И среди своих людей Сарыч не терпел наркотики. А цыгане тут, в Искитиме, спокойно барыжат. Еще и воровка с ними связана.
– Черт, как же херово…
Юре хотелось забраться с головой под одеяло, в прохладу чистых простыней. И чтобы прошлепали тихо по коридору босые ноги его подруги, библиотекарши Тамары, женщины на вид строгой и аккуратной, но податливой и жаркой в постели. Она бы откинула одеяло, подула ему в лицо, смеясь. Засуетилась бы, заметив болезненный румянец на щеках. Сказала бы громким шепотом: «Вешников, да ты болен!» Всплеснула бы полными руками, нацепила бы на нос очки в металлической оправе и приготовила ему лекарство. Принесла бы водку с перцем в большой стопке и поднесла бы ко рту. Потом закрепила бы микстуру поцелуем, пахнущим карамелькой. Забралась бы к нему под одеяло и прижалась всем телом, тяжелыми бедрами, животом и грудью. И его качало бы, как в море в легкий весенний шторм, и он засыпал бы, и просыпался, и спал, и улыбался, и глотал счастье через боль в горле, и уплывал в темноту ее глаз.
***
В Бердске один звонок Сарыча запустил щедро смазанные шестерни. Слово отражалось эхом, передавалось текстовыми сообщениями, неслось по электронным сетям, вытаскивая братков из саун, из кабаков, кинотеатров и боулингов, стряхивая с подруг и похмельных коек. Дважды такие приказы не повторяются. Ребята возбужденно матерились, вытаскивали цепи, биты, снаряжали коктейли Молотова. Кто посерьезнее, открывали сейфы и кидали в спортивные сумки стволы, автоматы и полуавтоматы. Ревели моторы, заводились мотоциклы и джипы, забивался пацанами автобус службы ритуальных услуг.
Отовсюду несся в эфире нестройный гул голосов по телефону, через компьютер, в форточку, через окно:
– Молотилов, где тебя черти носят?
– Сбор в Искитиме через полчаса!
– А что там?
– И Сарыч будет?
– Улицу Разина знаешь?
– Там уже Юра и Гоблин…
– Берите с собой всех пацанов.
– Цыганский поселок…
– У меня тачка в натуре сломалась. Как добираться?
– Сарыч сказал – капут нарколыгам!
– Ствол брать?
– Это рядом с болотом?
– Ты Винта не видел? Найти нигде не могу…
– Похохочем!
– Прикинь, я на телке был, когда Заха позвонил!
– А че за кипиш?
– Спортсмены приедут?
– Мы тебя ждать не будем, давай пулей!
***
В доме на улице Разина семья и гости по-прежнему смотрели телевизор, мать жарила котлеты, а младшая дочь Вера нарезала овощи в салат. Она старалась, крошила помидоры аккуратными маленькими кубиками, даже кончик языка высунула. А мать злилась на ее нерасторопность и медлительность, ругала. Девочке было обидно, но по-другому она не умела. Роза все делала на совесть. Скинула помидоры ножом с доски в большую чашку, подержала, пока не стек весь сок, и принялась за огурцы. Обычный вечер выходного дня.
***
Последние пятнадцать минут Заха выполнял работу координатора. Висел на телефоне, вел переговоры, выяснял, кто, где и куда направился. Он мерил шагами холл перед лестницей, снова и снова огибая большой стеклянный стол и темный провал в подвал. Каблуки щелкали сухо, как костяшки домино. Раскосые азиатские глаза бегали по картинам на белых стенах, по итальянской мебели, останавливались на Якуте, на одном из диванов и двигались дальше.
Первые машины подъезжали к Искитиму. Пора выдвигаться и ему. Заха тихо запел под нос односложный рэперский мотивчик. Подошел к дивану с Якутом, чуть не наступив на его блестящие лакированные штиблеты с узкими длинными носами, и, растягивая звуки под музыку в голове, спросил:
– Ну че, баклан?
Якут посмотрел удивленно, ожидая продолжения, но Заха молчал, слегка покачиваясь на носках.
– Что? – спросил Якут, не выдержав затянувшейся паузы.
– Пушку она у тебя тоже увела? – спросил Заха.
Якут кивнул. Ему страшно захотелось в ненавидимый им Якутск. К огромным, как воробьи, комарам, к морозам, от которых замерзают сопли в носу, к странным низкорослым людям, не умеющим пить.
– Не очкуй, Якут. Дадим тебе пукалку, – сказал Заха и засмеялся сухим стреляющим смехом. Тут же потерял к Якуту всякий интерес, развернулся и поднялся по лестнице на второй этаж.
Он шел по красной ковровой дорожке и представлял себя хозяином этого дома и этой лестницы. Когда-нибудь так и будет.
Заха подошел
