Системные требования, или Песня невинности, она же – опыта - Катерина Гашева
Танки на дороге стояли пыльно и понуро. Им непонятна была идея доживать век на кладбище. Их никто не убил, никто даже не отправил в бой. Их просто бросили и забыли. «Это будет шестой… – подумал Влад. – Только бежать уже некуда. Разве что угнать танк». Самое смешное, он вполне мог это сделать.
* * *
В Скатке было людно и, судя по долетавшим звукам, весело. Вернувшись в город, Влад первым делом направился туда: не к родителям же, в конце концов, идти и не к Сашке. Ключи от Сашкиной квартиры он, что удивительно, не потерял, но после почти двух лет отсутствия туда было бы совсем странно. В Скатку можно – там всем рады. Можно ничего не объяснять. Вот ушел, вот вернулся. И про разбившегося насмерть Илью можно ничего не говорить. Это не совсем честно, но кому какое дело.
Оставалось пройти тридцать шагов. От угла дома напротив было едва ли больше. Влад сделал шаг, другой – и отступил. Волкособ смотрел непонимающе, но истерик не закатывал, уважал право хозяина на идиотизм.
Так вот, пятясь, они покинули двор. Город не спал, несмотря на ночное время, был повсеместно и неприятно оживлен. Влад шагал, не следуя какой-то цели, просто шел и шел, пока не сообразил, что добрался до своего бывшего подвального обиталища. Сейчас там, судя по ржавому висячему замку, никто не жил, да и двор оставлял желать лучшего. Одна расползшаяся далеко за пределы мусорной площадки помойка чего стоила.
Влад решительно оттащил Финна от вонючей кучи и двинулся дальше. Куда – раз уж он здесь – вопрос не стоял. Вдруг совсем повезет и в подземном водохранилище сегодня дежурит Григорий? Волкособ мотылялся на длинном поводке, заново метя территорию.
Они прошли знакомым маршрутом через сквер, миновали дорогу и замерли, причем оба. Двухэтажного дома, скрывавшего вход в подземелье, больше не было. Был пустырь, заваленный грудами битого кирпича, вывороченными обгорелыми бревнами. Забор с колючей проволокой устоял очень местами, если так можно выразиться. Не было пропускного пункта, не было лопоухого солдатика Валеры с вечным насморком – был мертвый загаженный зев, вываливший набок перекошенную губу броневой двери. Соваться вниз было чистым безумием.
«Это седьмой», – машинально отметил Влад, хотя потерял уже всякую надежду, что смерть вспомнит и выполнит свое обещание. Может быть, сейчас, здесь, в смысле там, в темноте, на него кинется черный, без лица и имени человек и без разговоров сунет в печень бутылочной розочкой, заточенным прутом или банальным ножом, который в прошлой жизни стоил сорок копеек в любом хозяйственном магазине.
Влад любил эти ножи за неплохо закаленную, почти пружинную сталь и абсолютно мирный домашний вид. У него и сейчас в рюкзаке есть такой, разве что расколовшуюся ручку пришлось заменить. Фонарь-динамо тоже имеется. И водка.
Пузырь он купил в киоске на последней пересадке с электрички на электричку. Отхлебнул, но не покатило, вот водка и осталась.
Чем дальше, тем чище становились ступени, будто бы смертельное дыхание наружного мира не могло достать под землю. В какой-то момент ему даже показалось, что море внизу сумело пережить катаклизм, что в кабинете, как прежде, широко квасит Григорий, продолжающий оплакивать покойную жену. И действительно, что-то там такое светилось в конце тоннеля. Свет мерцал, колебался, был похож на отблески костра и в итоге оказался именно костром, вокруг которого сидели, передавая по кругу баллон пива, трое парней и девица с прической типа «взрыв на макаронной фабрике».
Влад поздоровался, в ответ грянул взрыв хохота и пьяный писк девицы: «Собачка! Собачка, иди к нам!» Финн, закаленный Скаткой и скитаниями, отреагировал на порыв философски – дал себя погладить и потрепать по ушам.
– А как его зовут, а какая порода? – не унималась девица.
Влад ответил. Разговаривать не хотелось, но ничего внутри и не протестовало. Эти дети подземелья существовали в своем мире, он в своем. Миры не пересекались.
– А чё у него глаза не красные? – спросил один из парней. – Они же в канализации живут…
Связи между канализацией и краснотой глаз Влад не понял, но спрашивать не стал, потянул Финна и пошел от костра.
Море катаклизм не пережило. От него почти ничего не осталось: маслянисто-черная лужа с мокнущей покрышкой у берега, исписанные матом стенки бассейна. Дверь кабинета стояла нараспашку, внутри… ну что там могло быть внутри при таких обстоятельствах… Влад привязал Финна, чтобы не изгваздался, сунувшись следом, и осторожно вошел.
Дверь непонятно куда, на которую он, помнится, обратил внимание еще в первый визит и которую потом не раз пытался открыть, теперь валялась, грубо срезанная автогеном. Фонарь высвечивал тоннель с торчащей арматурой и свисающими проводами. Лет пять назад, да черт с ним, еще два года назад, он бы не удержался и полез исследовать. Теперь было все равно. Влад поводил лучом и хотел уже уходить, когда взгляд упал на знакомый картонный цилиндр. Пенал пневмопочты не был раздавлен ничьей ногой, не покоробился от сырости: бери и хоть сейчас используй.
Влад нагнулся, поднял, обстучал от пыли. Электричества нет, значит послание не отправится, но они и раньше уходили в никуда, так что какая разница. Он не собирался писать письмо, просто захотелось сделать жест. Жаль, что нет привычки носить чего-нибудь на шее или на руках. Сунуть бы в пенал кольцо, фенечку или оберег, но увы. Влад вздохнул, послал пенал в трубу и дернул рычаг. Хлопка отправки, конечно, не последовало.
Вот и все. Можно выпить водки с детьми подземелья или не пить, а поторопиться и уехать до конца на кордонской электричке. Не для очередной встречи со смертью, а просто так. Влада чуть не затошнило от собственного пафоса. Он вернулся, отвязал ругающегося волкособа и ушел с ним в тоннель. Не слишком далеко, просто чтоб говно под ногами не валялось. Вынул водку, остатки дорожного перекуса, плеснул под ноги и чокнулся со стенкой. Ему захотелось увидеть Ирину, и он напрягся, как делал всегда, когда являлся Иван.
И появился Иван.
– Чё приперся? – спародировал он последний разговор.
Влад не ответил, сосредоточился на нужном образе. Но и в этот раз пришла не Ирина, а
