Поплавок из осокоря - Иван Владимирович Пырков
И только после этого единения с островной жизнью мы обрели здесь, среди песков и дубов, волшебное место рыбацкой радости и душевного отдохновения. Обрели случайно. Или это только так кажется – что случайно?
Над такими и подобными вопросами любил по-философски задумываться Николай Павлович Рыжков – он-то в урочный час и открыл перед нами ворота зеленоостровской Мекки.
Но прежде хотя бы пару слов, для зачину, еще об одном вольном зеленоостровском лодочнике – Вениамине Петровиче. И о его островном окружении.
Вениамин и К
До глубины души заводской человек, Вениамин всю свою сноровку, весь свой опыт вкладывал в лодку. С некоторых пор, выйдя, как я понимаю, на пенсию, он и жить стал прямо на Зеленом острове – рядом с любимой лодкой. Да что там рядом – прямо в ней, в родимой.
Прибудешь, бывало, на зеленоостровскую базу отдыха, директором которой стал тогда как раз радушно привечавший в своих владениях коллег по писательскому цеху Юрий Иванович Сидоренко, о чьем отце, дяде Ване-то, я говорил уж (вот она, Мекка-то зеленоостровская, вот она, улыбка судьбы!), так вот, прибудешь, а Вениамин уж возится с мотором: руки перепачканы мазутом, из кармана торчит обрывок ветоши… Раз Вениамин Петрович на месте, работает – значит, порядок!
В первый раз увидел я Вениамина Петровича, когда он набирал воду в прокопченный насквозь чайник. Вениамин шумно, широко зашел чуть ли не на середину залитой полой водой луговины, забрел прямо так, босиком, отогнал широкой своей ладонью влекомые ветром плавни и ловко черпанул ледяной майской водички. «Смотри, – подмигнул он мне, открывшему рот, – ни одной соринки. Чаек заварим что надо! А вода здесь, на Зеленом, – особенная, она своих любит».
Славное было время. Разгорался май. Остро и даже пьяняще пахло дубовым листом, последним появляющимся на свет по весне. Соловьи просто надрывались в кустах ивняка и цепкого боярышника. Лягушки старались не отставать и устраивали свои собственные, лягушачьи концерты. «Теперь все на уху!» – кричит Юрий Иванович из своего домика на воде, и обитатели базы подтягиваются на ароматный дымок. Тут и Вениамин Петрович с женой, добрейшей и немного отчего-то грустной женщиной, у которой был, казалось мне, родной голос, и Виталий – истинный волгарь и умелец, каких не сыскать, и Олег Максимович Лукьянов, замечательный писатель-фантаст, один из самых начитанных и образованных людей, каких только мне доводилось видеть, и тот самый дядя Ваня, конечно же, и Николай Рыжков собственной персоной. И мы с папой.
И разговор сразу же заходит о лодках: где просмолить, где подкрасить, из чего смастерить новые стлани, какой болтик вылетел из мотора, как починить треснувшее весло…
Ход весенней воды, несущей новую жизнь, открывающей праздник нереста, был для меня всегда радостен. Крутятся в водоворотах течения сухие плавни, идут по реке вымытые из глухих бочажин прошлогодние камыши, порой и льдинка, чудом уцелевшая, черная, игольчатая, проносится. Бакены кренятся, как будто они бурлаки, волочащие на своих плечах могучую реку. Чайки капитанят на сухих островках, весело гудят пароходы. Пахнет водой, у пирсов – немного краской и мазутом. Пароходики все покрашенные, новенькие, как игрушечные. Звездочки у омиков на носах красные, якоря – белые. И на Зеленом – шум-гам. Кто-то забрасывает удочку прямо с крыльца подтопленного домика, кто-то подновляет катер, кто-то суматошно ищет резиновые сапоги… А вот некоторые, вроде Вениамина Петровича, обходятся без всяких сапог. Вениамин всегда по весне передвигался по острову на лодке, отталкиваясь от деревьев и мелкого дна веслом, что шестом. Ну, разумеется, не на моторке своей ненаглядной, а на простой деревянной «березке». Кстати, не он один. Нина Кирьяновна, под чьим неусыпным надзором находилась вся хозяйственно-бытовая жизнь на турбазе, тоже передвигалась от домика к домику и вообще по залитому вешней водой острову исключительно лодочным способом.
Удивительная женщина Нина Кирьяновна! Сколько ни встречал ее – всегда смеялась. Или улыбалась, по крайней мере. Сколько кто ни спрашивал, убывает ли когда-нибудь она с острова, – всем отвечала загадочно: «В городе квартира у меня, а здесь – дом! В доме все лучше!» Кирьяновна всегда на месте и всегда при деле – что-то моет, или чистит, или стирает, или варит. И выглядит так, точно не работу тяжелую работает, а отдыхает.
– О, рыбаки пришли! – встречала нас с отцом обыкновенно Нина Кирьяновна на базе. – Ну, рыба, держись! А я вот, видите, в магазин собралась с утра пораньше!
И смеется.
К слову, на Зеленом начиная с первого мая действительно работал магазин, ну простой магазинчик с самыми элементарными продуктами и вещами – соль, сахар, мука, конфеты, вино, курево, спички и все такое. Магазин был недалеко от базы, и здешние обитатели охотно плавали за необходимым. Плывет Нина Кирьяновна, скажем, сноровисто огибая деревья и пеньки, на корме гора подушек и пододеяльников, а навстречу Вениамин Петрович, из магазина уже в лодочке скользит:
– Здорово, Кирьяновна! Тебе соли на кухню забросить? А то накупил полпуда, думаю, старый дурень, рыба скоро попрет, а она-то еще не пошла толком. Вода поднялась, а рыбка пока нет. Ну, забросить, что ли?
– Да, Петрович, если не трудно. А хлеба взял?
– А то как же!
– Ну тогда пару буханок, потом рассчитаемся.
– Придумала тоже – «рассчитаемся». Если только натурой!
– Мне натурой нельзя, – кокетливо поправляла платок Кирьяновна, улыбаясь смущенно, – я еще в девках хожу.
– Ну тогда с тебя обед из трех блюд с компотом – я нынче голодный и жадный.
И они смеются, когда их лодочки, поравнявшись, соприкасаются боками…
Понимаю, сегодня это все звучит фантастически – магазин, работающий с самой ранней весны до поздней осени, до конца навигации, на волжском острове. Но чья лодка соприкоснулась хотя бы едва-едва, боком, с тем временем, сразу поймет, о чем речь, и нисколько не удивится.
«Глаза б мои его не видели…»
Нина Кирьяновна всему и всегда улыбалась. А вот Игорь Дмитриевич, напротив, всему и всегда хмурился. Он был, пожалуй, самым нелюдимым и ворчливым сторожем базы. Стучимся с отцом в черемуховое весеннее ненастье на базу, а калитка затворена. Никто из сторожей не запирается, кроме Игоря Дмитриевича.
– Игорь Дмитриевич! – стараясь сохранять добродушную интонацию, кричит отец. – Это мы с Ваней.
– Кто? – спрашивает вредный старик, стараясь, в свою очередь, сохранять в голосе недоумение и металлическую холодность.
Он видел нас десятки раз уже, обсуждал рыбалки, читал газеты, приносимые папой на базу, но все еще не принял за своих.
– И почто в такую погоду холодную приплыли? – дребезжит он из-за калитки.
– И
