Юдоль - Михаил Юрьевич Елизаров
Неловкое движение пальцами, и хрупкий свиточек рассыпается в прах, точно иссохшее крылышко мотылька.
– Употреби его! – подсказывает Божье Ничто. – Не упрямься, так надо!
– Каким образом?! – не спорит Костя.
– Вдохни носом. Или просто вотри в десну! Не бойся, он сладкий, как сахарная пудра!.. Ну вот, теперь у тебя ключи ко всем кроссвордам…
– А что это значит?
– Щ-щ-щ!..
На поваленный памятник запрыгнула знакомая трёхцветная кошка. Выгнув костлявый позвоночник, разъярённо шипит.
– Пойдём отсюда побыстрей, дружок… – с тревогой произносит Божье Ничто. – Да и могильщики уже обнаружили недостачу инвентаря, скоро вернутся…
Так и есть. Идут парой обратно, даже песня доносится:
Мать уронила коромысло,
Сказала: «Не забудь, сынок,
Четыре главных русских смысла:
Земля, Пшеница, Смерть и Бог!..»
Прижимая к груди праведные кости, мальчишка спешит прочь от могилы Тыкальщика. А кошка прыжками за ним. Хоть и невелика, но иррационально страшна.
– Щ-щ-щ-щ-щ!.. – то там, то сям раздаётся злобное шипение. – Щ-щ-щ!..
– Поспеши, малыш!
– Не могу, Божье Ничто, я же кости выроню!
– Лучше б ты взял сумку, а не авоську! – сетует царапина. – Вот же незадача!
Кошка не отстаёт. Самое жуткое, что за спиной слышатся шаркающие звуки, отчётливо напоминающие быстрые человеческие шаги по гравию.
Уноси, Костя, ноги подобру-поздорову! Свои и Натан Абрамыча! Это ведь не кладбищенская киса, а озверевшая Линда-Барбара! Или же сам Комендант так осерчал и гонит прочь. Нельзя проявлять неуважение к погостным обитателям. Если и вправду взаимосвязаны кладбища, Косте теперь на всякое путь заказан…
Только уже не кошка, а тень преследует его! Мальчишка в панике сворачивает с дорожки, бежит, уворачиваясь от ощерившихся оградками могил. Шаги не отстают, наоборот, настигают. Шорох иногда сменяется дробным цокотом, будто торопливые дамские каблучки стучат по каменным плитам.
– Главное, назад не смотри! – сдавленно вскрикивает Божье Ничто.
Костя, разумеется, оглядывается. И видит дымчатый силуэт в развевающемся чёрном платье – скачет по надгробиям, как цирковой лев с тумбы на тумбу – хоп, хоп, хоп! Обогнала и встала посреди аллеи, растопырив рукава, словно огородное пугало, – преградила путь к калитке.
Или с Костей происходит какое-то зрительное расстройство, или призрак уже пять или шесть метров в высоту. Лицо размыто, смоляные волосы плещутся на ветру. Женоподобная форма состоит из чернильной зыби, сквозь неё просвечивают пограничные могилы, забор, ворота и уже недоступная калитка. А начиналось всё с мелкой кошки…
Мне, милая моя, однажды довелось наблюдать нечто обратное. Когда-то в раннем детстве я проснулся среди ночи и увидел, как в комнату шмыгнула горбатая старушонка, быстро так посеменила ко мне, стремительно уменьшаясь при этом в размерах. Прежде чем я успел заорать от страха, она сделалась комком пыли и юркнула под кровать – всё так и было…
В заборе выгнут прут – если постараться, можно протиснуться. Хоть не по правилам этикета так покидать кладбище, выбора у Кости особо нет.
Вот чем оборачивается оккультное дилетантство и разгильдяйство. Оболочка Линда-Барбара была как неприметная родинка на теле – никому не мешала. Костя её «расковырял», и она переродилась в роковую меланому. В считаные минуты сформировалась критическая масса кладбищенского негатива. За этим с огромной вероятностью последует цепная реакция и некровзрыв «перегонного куба». Рассыплется коллективный эгрегор, и когда-то тихое кладбище перейдёт в разряд беспокойных, превратится в геопатогенную опухоль. Чем это чревато для прилегающих территорий? Смертность среди окрестного населения подскочит в разы, будут процветать паранормальные явления, расплодится всякая нечисть: мытари, вампиры, упыри – словом, ничего утешительного. И ладно мальчишка, откуда ему знать о последствиях всяких экстенсивно-интенсивных афер?! Но Божье Ничто мог бы догадаться об этом – а ещё кладбищенский симбионт…
Во всё небо раскинулась грозовая туча, отдалённо напоминающая распатланную женскую голову с крючковатым армянским носом. Волосы-щупальца тянутся к Косте!
А мальчишка пытается протиснуться между прутьями. Застрял! Потому что руки с праведными костями прижаты к груди!
Хватают, волокут! Костя истошно вопит, но вдруг понимает, что тащат куда надо – наружу. И не кто-нибудь, а Лёша Апокалипсис! А того за брезентовый рукав курточки тянет Рома с Большой Буквы – как в сказке про репку.
Костя рухнул бы, но его подхватывают юроды. Мальчишка оборачивается, поднимает взгляд… Никакой армянской тучи. Лишь чахоточное солнце да русские облака с курносым профилем императора Павла I.
В забинтованной кисти у Лёши Апокалипсиса вместительная холщовая сумка – оттуда торчит верх серебристого оклада. Косте кажется, что сумка негромко урчит, точно там живое существо.
Лёша Апокалипсис нежно поглаживает холстину, наклоняется и шепчет:
– Тише, тише, матушка, всё хорошо, это свои!..
Рома с Большой Буквы проницательно подмигивает Косте:
Кладбище – это прозрение!
Оно не про Смерть, про Зрение!
Н-н-н-н!..
– Я добыл кости праведника… – выдыхает пережитое Костя. – А вы чем весь день занимались?
Лёша Апокалипсис, пощипывая бородёнку, затейливо повествует:
– И как схоронили в сундуке Ангельчика-с-Пальчик, направились мы в церковь на улице Руставели, чтобы добыть икону Кусающей Богородицы. А когда хотели внутрь зайти, с паперти бросились два рыжих чёрта, гаркнули мне в уши: «Дух вышибем!» И вышел из меня воздух, как из пробитого колеса, и глист-сионист, который молвил во всеуслышанье: «Я не люблю государство Израиль, оно напоминает призрак-корабль, где вместо голландцев-коммерцев плывут хасиды-житомирцы!» И укрылись мы от чертей в храме, а там рогатый батюшка топчется возле кануна, огарки заупокойные собирает и в карман прячет, увидел нас, начал заунывно петь: «Я спросил оракула: где летает Дракула?» А я ему говорю: «Отец Савва, мне велели передать, что вы дурачок!» – хватаю с аналоя икону Кусающей Богородицы и бежать! А батюшка кинулся было в погоню с криком: «Фолкнера читал?!» – да только его сам Христос-Господь за подол рясный ухватил, он упал, не догнал… Тише, матушка, тише, все свои!..
Сумка ворчит, порыкивает.
– А я в церкви веник спёр, чтобы следы заметать! – сообщает Рома с Большой Буквы, вдруг судорожно дёргает кадыком. – Коохчи!.. Не бес, а чисто Агния Барто!..
На нашей книжной полке
Среди унылых книг
Стоит Уильям Фолкнер —
Писатель-озорник.
Картинки, буквы, фразы
Заманчиво рябят.
Романы и рассказы
Он пишет для ребят.
