Это - Фай Гогс
Короче говоря, в мире Джо не существовало ничего, что не было бы мною: я был им самим; я был всеми, с кем он имел дело; я был всем, что…
«Ты зря думаешь, что время резиновое. Где-то прибыло, где-то обязательно убудет».
«Что такое?»
«Да то, что в только что сказанном тобой уже содержится ответ!»
Да, голос, как всегда, был прав. Все было очень просто – после того, как я отпустил Джо, я почему-то стал относится к нему, как к назойливому чужаку!
Не успел я подумать об этом, как изображение вдруг само собой начало проясняться. Тогда я вспомнил, с каким голодным остервенением еще в самом начале работы с малышом, не имея в его воображаемом кармане ни цента, я рисовал в Центральном парке ненавистные сытые лица – и у картинки появилась глубина! Сработало! Я продолжал вспоминать, и постепенно мне удалось разглядеть размытые очертания комнаты, письменного стола и сидящей рядом с ним хрупкой девушки.
Она сидела, опустив глаза в пол. Более того, мне показалось, что она и не особенно слушала то, что лопотал ей Джо. Когда он умолк, незнакомка подняла голову и посмотрела на меня очень темными, почти черными глазами.
Да-да, она посмотрела прямо на меня! Я мог поставить свою лучшую шестидесяти девяти-карточную колоду на то, что этот взгляд не предназначался Джо – ни вымышленному, ни исчезнувшему десять лет назад. Его не удостоился даже Рикки – а он точно заслуживал чуть большего внимания.
Ее глаза были направлены на того, кто прятался много глубже. Они прошили тяжелую многослойную броню из личностей, образов, масок; пробили непробиваемый панцирь, надежно защищавший нежный эпителий испуганного ребенка, забившегося в самый глухой и темный угол моего подсознания; мальчишки, которого немногие знавшие его лично когда-то называли забытым, и поэтому так странно теперь звучавшим для моего слуха именем – Диего!
Взгляд девушки произвел на меня ошеломляющий эффект. В нем было что-то очень знакомое, что отличало и взгляд поверенного – та самая убийственная беспощадность, напрочь исключавшая возможность разжалобить или договориться.
«Достойный противник! Наконец!» – промелькнуло у меня в голове, но из-за невероятной силы, лучившейся из ее глаз, эти слова сразу же растеряли всю свою воинственность.
Принято считать, что жизнь цисгендерного светлокожего мужчины нынче не сахар – и на это есть основания. У каждого из нас когда-то был четырёхколёсный велосипед, но совсем немногие оказались готовы бросить перчатку законам природы и здравому смыслу, сменив четыре колеса на два. Еще меньше тех, кто в зрелые годы решился на обратный переход – ведь в наши дни с углеродным следом такой длины о сексе пришлось бы забыть навсегда.
Поделите оставшихся на число еретиков, которые веруют, что Господь, глядя сквозь пальцы на торговлю «Уолмартом» крупнокалиберными патронами, таким замысловатым способом посылает приглашение самым праведным фанатам Джейсона Олдина[46] на костюмированную вечеринку с крылышками и псалмами – и вот они мы, гонимые, всеми презираемые парии, ничтожные остатки некогда великой армии, ныне рассеянной по самым отдаленным сторонам, полагающие, что сила женщины – в ее слабости, а так называемое «гендерное равенство» придумали только с одной целью: подольститься к какой-нибудь смазливой суфражистке!
Не спорю, бывает всякое, и сразу два таких отщепенца вполне могли встретиться в одно время и в одном месте – хотя стороннему наблюдателю показалось бы куда более вероятным, что один из нас был выдуман другим и теперь пытается завладеть телом своего создателя. Меня и Джо разделяла бездна, зато кое в чем мы были едины – ни он, ни тем более я ни за что бы не позволили женщине вот так за здорово живешь взять над собой верх!
Той силы, с которой я вытаращился на нее внутренним оком хватило бы, чтобы прожечь дыру в Солнце, но все, чего я сумел добиться – это совсем чуть-чуть изменить фокус своих настоящих зрачков, сквозь которые убийственный холод ее овеществленного взгляда лился в мою беззащитную утробу. К счастью, этого было достаточно, чтобы избавится от сковывающего меня оцепенения. Девушка с едва заметной досадой дернула губами и отвела глаза в сторону.
Теперь я мог получше рассмотреть ее. Странно, но мне не удалось сразу составить ясного впечатления о незнакомке – а ведь именно этот свой талант я ценил превыше всего. Что-то будто бы сопротивлялось моим попыткам определить ее. Я поймал себя на том, что хотя каждая линия ее лица и виделась мне очень четко по отдельности, но все вместе они отказывались соединяться в цельный образ.
Продолжая вглядываться, я все больше убеждался, что с моим восприятием что-то случилось. Мне пришло в голову, что теперь я не могу понять даже самого элементарного – белая ли она? Латиноамериканка? А может, черная? Красива ли? Безобразна? Молода ли? Да человек ли это вообще?! У меня мелькнула трусливая мысль, что ее взгляд что-то необратимо повредил в моем сознании, и я больше никогда…
Но вдруг нечто тревожаще знакомое почудилось мне в этих чертах. Этот безупречно очерченный, надменный рот… скулы, выдающие примесь индейской крови… длинные густые ресницы… опаловые веки, таящие животворное сретение и гибельный мрак… дьявольщина, с какой стати ты вдруг заговорил стихами?
Тревога все усиливалась, но вместе с ней росла и моя ясность. На мгновенье у меня возникло отчетливое… нет, не чувство; скорее это было твердое, неколебимое знание о том, что предстоящее открытие обратит в прах, исказит, перелицует все, что я знал до этого; станет роковым началом, которое приведет к мучительному концу моего созда… Создания? Ты правда собираешься произнести слово «создания»? А не слишком ли ты заигрался в свои игры?
Внезапно в моем уме проявилась пугающе реалистичная картинка:
Я лежу в холодной гнилой жиже, прикованный к склизлой деревянной стене, о которую снаружи яростно бьются волны, и пытаюсь криком отогнать крыс, рвущих на части мою плоть. Сверху открывается люк, и я вижу спускающегося по веревочной лестнице человека в грязной шляпе с соколиным пером, черном, шитом золотой нитью камзоле явно с чужого плеча и ржавым топором, заткнутым за широкий кожаный пояс с оловянной пряжкой, рядом с которой я вижу связку ключей.
Я точно знаю, что один из них – от моих кандалов, а еще – что этот человек собирается разрубить меня на куски, и спастись я смогу, только если притворюсь мертвым. Сквозь полуприкрытые веки я вижу, как он вытаскивает топор, и, подходя ко мне, скалит кривые, почерневшие от табака и тухлой солонины зубы…
Жуткая галлюцинация рассеялась, я снова