Стажер - Лазарь Викторович Карелин
Вошли в дом, ступили за светящееся стекло, ступили в гомон и яркость.
— Тут как в гостинице «Юность», когда там поселяются спортсмены, — сказал Саша, озираясь. — Или как в кемпинге в сезон. Откуда они все прикатили?
— Отовсюду, — сказал Олег.
Холл был завален рюкзаками. Из рюкзаков тут горы образовались. А хозяева этих гор, и верно, казались путешественниками, только что возвратившимися из дальних стран. Большинство были в студенческой рабочей одежде, куртки у парней и у девушек были испещрены эмблемами, рисунками, надписями и подписями, даже номерами телефонов. Приглядеться, так по этим рисункам и надписям без труда можно было установить, откуда кто прибыл, где работал, в каких краях оставил свою мету. Иные на куртках хронологией занялись, годы обозначили. В нынешнем году — БАМ, в прошлом — КамАЗ. А еще годом раньше — Казахстан, или вдруг — Подмосковье, или вдруг — Архангельск. Рогатые головы коров глядели со спин, горные вершины тянулись к затылкам, ежастое солнце закатывалось за степной горизонт, белел в морской дали парус, от плеча до плеча ребрилась плотина. Саша очутился возле девушки, куртка которой была испещрена подписями, адресами и телефонами. Очень славная девушка оказалась, с веснушками и длинной косой. На спине у нее паслась корова.
— Привет знаменитой доярке, — сказал Саша.
— Привет! — не поглядев на него, ответила девушка. Она кого-то ждала и нервничала, пиная носком рюкзак.
— А не опаздывай! — сказал Саша. — Так ему! Поделом!
Девушка взглянула на него:
— Без дела тут толкаетесь, молодой человек?
— От газеты.
— Как это вы решились укатить от нее в такую даль? — Служба! А где мы?
— В Башкирии.
— Так там же нефть, а не коровы.
— Много ты понимаешь, объектив. Там луга не хуже, чем в Альпах. Слушай, если тебе нечего делать, помоги мне подбросить эти вещички на тринадцатый этаж.
— Все, больше не ждем?
— Не ждем. Мне были руки нужны. А ты вроде крепкий.
— Рюкзачок подниму. — Саша навесил на плечо рюкзак девушки. Рюкзачок оказался не из легких. — Что там, золотые слитки?
— Да, сконцентрированные в учебники. И этот, и этот еще. И вот этот маленький чемоданчик.
Миг, и три громадных рюкзака и увесистый чемодан повисли на Саше, погребли его.
— Вперед! — скомандовала девушка. — К лифту!
— Вообще-то я тут с товарищем, — сказал Саша, вертя головой.
— Один дотащишь. Вперед!
Саша увидел Олега. Тот стоял в сутолоке посреди холла и тоже вертел головой.
— Олежка, я тут! — крикнул Саша. — Видишь осла с поклажей? Это я! А гонят меня на тринадцатый этаж! Ищи меня там!
— Вперед, вперед! Раскричался! — Девушка взмахнула косой, погоняя Сашу. — Разве ослы разговаривают?
— Иногда. А какая будет награда?
— Ну, нацарапаешь свой телефончик, — сказала девушка. — А там поглядим.
— У тебя вся спина в телефонах и адресах, — сказал Саша, бредя к лифту. Утешало его, что не один он тут стал носильщиком. — Целое стадо у тебя.
— Разберусь. Ты тащи, тащи.
Он тащил, тащил. Смешно и добро было у него на душе. Рюкзаки горьковато пахли брезентом, дорогой, далью неоглядной. И стал он сразу тут своим. Кто-то из парней помог ему, когда влезал в лифт, две девушки, ехавшие с ними, одарили сочувственными взглядами. Он им пожаловался, как родным:
— Совсем загоняла!
— Тяжело в ученье, легко в бою, — сказала одна из девушек.
— Молодая семья? — спросила другая.
— Она самая, — кивнула хозяйка Саши. — Приползли, кажется. Шагай, шагай, мой миленький…
— Ослик, — подхватил Саша. Он выбрался из лифта и стал выбираться из-под рюкзаков. — Где твоя комната?
— Сейчас узнаю у дежурной. Но ты можешь идти, я теперь сама управлюсь. Спасибо. — Девушка подошла к Саше, подставила ему левое плечо. — Пиши. Там, кажется, еще есть свободное местечко.
— Что писать?
— Как все. Адрес. Телефон. Имя не худо бы.
— Хорошо. — Саша достал шариковую ручку, начал писать, сильное и плавное ощущая под рукой плечо девушки.
— Что-то ты не то пишешь, — сказала девушка, скашивая глаза.
— То, то.
— А что? Не разберу.
— «Катя, я тебя люблю, — прочел Саша. — Прости меня!»
— Быстрый какой! Прощаю. Но только я не Катя, я Лена.
— А я вот Катю люблю. Теперь простишь?
— Другого места не нашел в любви объясняться?! — Девушка обеими руками оттолкнула его, но сразу и придвинулась к нему. — Смотри, какой! Что же, эта Катя, лучше меня?
— Я ее люблю.
— Лучше, скажи, лучше? — Лена выпрямилась перед Сашей, зная, что хороша статью, вскинутым лицом, косой своей по пояс.
— Я ее люблю.
— Не шутишь?
Нет, он не шутил. Она поняла это и пошла от него, подзывая дежурных со своего курса, чтобы помогли затащить в комнату вещи. От двери оглянулась, крикнула:
— А я думала, что ты из этих, из вольных стрелков! Прости, ослик!
Нет, он не шутки ради написал вдруг это признание в любви. Ведь Катя, даже шутя, не позволила бы расписывать свою куртку то одному, то другому, она не умела так, у нее наверняка не было записной книжки, где на страничке с буквой «М» — мальчики, мужчины, молодые люди — теснятся телефоны и имена. Он потерял ее, но он не мог уже шагу сделать без ее глаз, осуждающих или одобряющих.
В коридоре на миг все стихло. Те, кого доставили сюда два лифта, растеклись по комнатам, притворили двери. Коридор был бесконечен. Он блестел пластиком, сиял и мерцал трубками дневного света, сам себя отражая в собственных стенах. И тянул по коридору незнакомого настоя ветерок. Была в нем высотная свежесть, жила новизна дома, полынный, молодой жил дух дальних странствий.
Вот бы зажить за одной из этих дверей, зная, что где-то в этом же доме живет Катя, и иногда, не часто, встречаться с ней. «Здравствуй, Катя» — «Здравствуй, Саша». Стать другим, поменяться, в другую войти жизнь, в ту, какая идет здесь, — в этом ветре, в голосах отовсюду, в новизне, чистоте стен. Несбыточно?
Звонко раздвинулись дверцы лифта, и из него вышла красавица. За ней Олег вышел. А за ним рослый малый, показавшийся Саше знакомым, хоть и не был ему знаком.
— Вот, Саша, — сказал Олег. — Это Кира.
Да, она была красавицей, Олег говорил правду. Величественной и загадочной она была. Черноволосая, сероглазая, высокая,
