Сипсворт - Саймон Ван Бой

Мышь снова смотрит на окно, и Хелен приходит в голову, что, возможно, она принимает свое отражение за другую, похожую на себя мышь. Хелен придвигается к стеклу, так близко, что оно затуманивается от дыхания.

– Я же тебе все устроила, беги не хочу, не понимаю, почему ты так себя ведешь. Утекай, пока можешь.

По ту сторону окна мышь открывает и закрывает рот, словно подражая ей. Хелен это напоминает карпа из пруда.

Когда она встает на ноги, мышь ныряет через входное отверстие в свою коробку.

– Значит, меня заметили, – произносит вслух Хелен, быстро направляясь в прихожую. В пакете осталась еще одна ловушка. Можно на этот раз поставить ее возле мышиной коробки. А сверху, например, положить что-нибудь. Зернышко? Хрустяшку? Чуть-чуть маргарина? Она понятия не имеет, что любят мыши.

Затем ее посещает мысль: почему бы не переобуться и просто не отнести коробку в кусты?

Дэвид посоветовал бы ей именно так и сделать.

Она представляет его здесь, в доме, в футболке и длинных шортах. Он стоит, облокотившись на кухонный стол. Изучает предметы, заполнившие жизнь матери в его отсутствие. Хелен прекращает чем-либо заниматься. Пусть память сама перетасует колоду. Теперь они на кухне их старого дома в Австралии. Последняя неделя школы. В этой картине нет звука, но Хелен и так знает, что они говорят о выпускных экзаменах. Дэвид поправляет очки, и она обещает в субботу отвезти его после работы к мастеру в Вестфилд, чтобы подтянуть оправу. Он не хочет ехать. Говорит, это его единственная физкультура. Они смеются. Он выбирает яблоко из вазы и протирает его о шорты. Через пару месяцев он уже будет в университете, а ее будут поддерживать такие вот воспоминания. Ей будет хотеться звонить каждый день, но она будет понимать, что не стоит, – он должен научиться жить без нее.

Хелен облокачивается обеими руками на кухонный стол. Улыбается чайнику. Эх, занятно выходит. Ты можешь сжечь все фотографии, альбомы, учебные табели и сертификаты, но в итоге они все равно пробираются обратно.

Она последует совету Дэвида. Просто выйдет в сад и перенесет коробку в заросли. Не надо больше никакого клея и никакого кровопролития.

Но сначала – чашка чаю. И тост. И разрезанное на четвертинки яблоко.

И может, часик или два посидеть перед телевизором. Кажется, «Путешествие по древностям»[2] как раз идет.

Спешить-то, в самом деле, некуда. Воскресенье, а зверек после дождя и сам наверняка занят по горло, доедает остатки своих пищевых запасов.

Главное, до темноты успеть сходить. Надо, чтобы к этому времени все было сделано.

11

К вечеру повсюду разлит Бог. На Би-би-си-Один поют хористы из Эбердина, а по Ай-ти-ви показывают интервью с верующими разных конфессий, где их спрашивают, какие молитвы они знают наизусть и произносят в трудные времена.

Хелен не посещала церковь десятилетиями. Последний раз была, когда отпевали Дэвида. На службу пришла почти вся школа, где он работал директором. Некоторым детям не удавалось сидеть тихо. Они возились с игрушками или просто баловались с собственными пальцами.

Благочинная паства на экране восхищает Хелен. Сидят рядами, безмолвные, лица застыли, только шаги по древним камням разносятся эхом. Один за другим выходят вперед, к телу Христову, и смачивают губы вином, символизирующим кровь. Видимо, им сказали не смотреть в камеру, чтобы сидящие по домам зрители могли почувствовать себя там, рядом с ними.

Когда подходит время молитвы, Хелен закрывает глаза вместе со всеми. Опускает голову. Она ни о чем не просит, но надеется, что ее присутствие ощутят в принадлежащем ей уголке Вселенной, где бы он ни находился.

Когда она открывает глаза, дети в белых одеждах зажигают свечи. Каждый фитилек расцветает пламенем в абсолютной тишине. Телевизор – он тоже как свеча. Мерцает и светится в сумерках.

Во время заключительного гимна по экрану бегут титры, перекрывая лица поющих. Хелен наблюдает, как открываются и закрываются их рты. Это напоминает ей: нужно кое-что сделать.

Пока она надевает ботинки, на глаза попадается пустая коробка из-под пирога, стоящая на кухонном столе с пятницы. Она выдвигает ящик. Достает чистый нож. Вырезает небольшую дырочку на верхней стороне коробки. Закончив, Хелен закрывает клапаны по бокам, чтобы для входа и выхода оставался только один путь. В нижней уборной она отрывает несколько квадратиков туалетной бумаги. Проталкивает их внутрь через прорезанное отверстие. Скоро по ночам станет совсем холодно. Она уже предчувствует, как ледяные когти заскребут по дверям и окнам.

Выйдя во дворик, Хелен смотрит сверху вниз на старую промокшую коробку. Откашливается, чтобы сообщить зверьку о своем присутствии. В отверстии ничего не шевелится, никто из него не показывается, так что она поднимает мышиный дом и торопливо несет его к разросшемуся кустарнику. Ставит на землю, а рядом – новый домик из-под пирога, который держала в другой руке. По весу обе коробки примерно равны, следовательно, полагает Хелен, старая мокрая уже опустела. Надо думать, в течение дня зверушка куда-то убежала и теперь обретается вместе с себе подобными, их плюшевые тела кувыркаются, переплетаясь, чтобы согреться и развлечься.

Когда обе коробки надлежащим образом установлены, Хелен задвигает новую еще поглубже под кусты, на случай если ночью снова пойдет дождь.

– Ну все, как смогла, – говорит она.

Однако, зайдя в дом, соображает, что смогла бы и еще кое-что. Когда она смотрела на мышь через французское окно, та открывала и закрывала рот. Мать подобные сигналы считывает легко. При ярком кухонном свете Хелен мечется в поисках чего-нибудь маленького, чтобы пролезло в крошечное отверстие. Наконец вспоминает про форму для выпечки, в которой осталась россыпь овсяных хлопьев. Хелен берет щепотку и спешит обратно в садик. Там никаких признаков жизни, и стоящие бок о бок коробки выглядят так, словно их ветер принес из контейнера для вторсырья. Где бы зверек ни находился, Хелен все-таки рассыпает твердые овсяные язычки, проследив, чтобы сколько-то хлопьев провалилось в грубо вырезанную дырку на коробке из-под пирога.

Если мышь ушла, думает Хелен, угощение может привлечь ее обратно. Вспоминаются слова владельца магазина хозтоваров: он ведь предупреждал, что не следует позволять животному «обустроиться».

Она запирает французское окно и задергивает штору. Это всего одна порция еды. И сухое местечко для сна. В детстве отец всегда говорил ей: «Постарайся». Хелен и сейчас его слышит, как будто он стоит прямо за дверью и вот-вот войдет, чтобы выпить чаю.

Ванна быстро наполняется водой и паром. Хелен сворачивает полотенце, чтобы подложить