Медведище и его выбор - Ольга Станиславовна Назарова
Вот что-что, а слушать Соня умела. Слушать, запоминать, выискивая уязвимые места, приручать, становиться интересной, нужной, потом незаменимой, а потом резко, с наслаждением и удовольствием бить наотмашь, наслаждаясь каждой секундой расплаты очередной жертвы.
Нет-нет, мать, конечно, намекала на замужество, даже пробовала надавить – да пожалуйста, Соня морально раздавила кандидата как таракана, внимательно выслушала материнский скандал и умело парировала:
– Ты же то же самое делаешь с отцом? Делаешь-делаешь – развлекаешься так, отдыхаешь? Вот и я тоже… развлекаюсь. Но я превзошла тебя, мне мало по одному мужику шпильками прохаживаться, мне разнообразия хочется, так что не мешай мне. Сама выберу какого-то одного, потом. А пока – буду так!
И, странное дело, мать утихла… Ну, относительно, конечно, но Соня могла бы поспорить, что с того самого разговора, она дочку даже как-то зауважала.
Мужа она держала в кулаке крепко-накрепко – и не удивительно – это для окружающих он -крупный бизнесмен, но свои-то знали, что все его активы в руках жены. Это она, будучи дочкой выскочившего в девяностые удачливого «дельца», владела всем семейным состоянием, а муж… а что муж? Управляющий тоже нужен, вот он и управлял, срываясь на подчинённых, считаясь жестким и неуступчивым переговорщиком, этаким «крутым мужиком».
Соня это видела с раннего детства, видела и со школы заводила себе собственные игрушки. А вот теперь пришла пора позабавиться с новой, желанной и интересной. Позабавиться от души, играя как кошка с мышью, пока и эта игрушка не сломается и не станет умолять её о пощаде, о любви, о понимании. Можно подумать в этих мольбах есть какой-то смысл – такие вещи не подают сломленным и сломанным…
По крайней мере, именно так думала Соня.
Глава 5. Домой – домой
Рождество прошло под снегопадом, набросившим на окрестности почти непроницаемую пелену.
Тихо, спокойно и так легко, словно в светлом и радостном детском сне – распахни руки, взмахни ими и лети сквозь невесомые хлопья вверх, за облака, к небу.
Каким образом сквозь снегопад пробивался радостный колокольный звон Николай понять не мог, да это было и не важно – время такое, физические величины не очень-то много значат в такие дни.
Николай Рождество уважал – няня в детстве рассказывала о том, как когда-то открылось темное звёздное небо, как показались пастухам ангелы, как мудрецы, которые долго-долго шли за звездой, нашли того, к кому шли. Совсем маленького и такого долгожданного.
Почему-то рассказ она начинала именно с тех, кто был вокруг, тех, кто шел к пещере, ведомые кто надеждой, кто любопытством и радостным изумлением, и Коле казалось, что он тоже подходит всё ближе и ближе к пещере, над которой горит звезда.
Его по детству страшно сердила несправедливость – почему никто не пустил в дом женщину, которая в этом так нуждалась, потому что ждала ребёнка, почему она должна была быть в какой-то пещере?
Сейчас давно выросший мальчик Коля, ставший здоровенным плечистым мужчиной, невольно улыбался вспоминая себя в детстве – щекастого, насупленного, чрезвычайно серьёзного, зажигающего под присмотром Зины свечу на подоконнике – для людей, бредущих в той самой далёкой ночи рядом с усталым осликом.
– Надо на обратном пути к няне заехать, – решил он. – Наверняка родители ей подарки приготовили – завезу.
Так он и сделал. Правда, перед отъездом повеселил всю семью, когда привёз от мастерицы Виня в особом зимнем комбинезоне.
Когда из машины выскочил длинный-предлинный полосатый и коротконогий…. тигр, до слёз хохотали все, включая старшего Миронова и обоих Брылёвых – родителей Миланы, которые пришли в гости к соседям.
– Кооооль, ты меня просто поразил! Я-то всегда был уверен, что у тебя чувства юмора нет! – опрометчиво простонал Женька, за что и поплатился – старший брат в отместку небрежно уронил его в сугроб, а тигротакс ринулся мстить – зализывать и притаптывать нaсмeрть.
Тигротакс, утеплённый и, как это ни удивительно, очень довольный своим нарядом, прокапывал сугробы насквозь, вываливаясь под ноги людям и радостно лая, носился наперегонки за пушистой Несси и пытался напугать невозмутимого Че, явно по-кошачьи посмеивающегося над подобным тигром.
Странное дело, Николаю, который раньше терпеть не мог, просто ненавидел среднего брата, теперь стало даже как-то жаль уезжать. Похоже, Андрей испытывал что-то сходное – оба неловко друг другу улыбались, а потом неожиданно крепко обнялись – первый раз в жизни.
– Ты это… приезжай, – хмыкнул Андрей.
– Ага, как в мультике: «Ты заходи, если что», – рассмеялся Николай. – Ладно, заеду ещё как-нибудь.
Мама, обнимая Николая перед отъездом, была как-то очень уж серьёзна.
– Милый, пожалуйста, будь осторожен. И да… я тебя очень люблю.
Почему он так редко слышал эти её слова? Нет, говорила-то она их всякий раз, когда видела его или звонила, но вот как-то не доходили они, бессильно замирая в воздухе на подлёте.
А вот сейчас… то ли праздник так повлиял, то ли вспомнились её недавные усилия, то ли ещё что-то, но он услышал и ответил:
– И я тебя люблю, мам. Ты не волнуйся, я помню то, что ты мне сказала.
Правда, если уж совсем-совсем честно, не сильно-то и обратил он внимание на её предупреждение. Ну, разумеется, он-то уж не попадётся ни на какие ухищрения – только не он.
Николай заехал на обратном пути к няне, поудивлялся её внучке – надо же, как дети быстро растут, он же, кажется, совсем недавно видел её маленькой, а сейчас она уже подросток. Переночевал и отправился дальше – домой!
Винь до смешного обрадовался возвращению. Пока хозяин откапывал крыльцо, Винь тоже не сидел сложа лапы – спешно налаживал засыпанный снегом ход к другу – Маю.
– Вот как и не уезжал! – Николай узрел исчезающий в снегах хвост и пожал плечами, – Здрасте, соседи, моя бурильная установка вернулась!
Он и правда, словно бы не уезжал – сходу нырнул в дела, в производственные вопросы, в разработку сайта, в пробу новых ароматов, присланных Ириной Вяземской, в прогулки с Винем – благо у него теперь был богатый гардероб для длительных выгулов, а Николай полюбил ходить зимой в лес.
– Интересно, пошлёт меня Ирина, если я предложу ей сделать запах мороза? Ну, вот пахнет же в лесу чем-то этаким… – размышлял он, шагая по лесной дороге.
Он и думать забыл
