Человек, который любил детей - Кристина Стед

Но Сэм, пропустив ее слова мимо ушей, продолжал звать старшую дочь елейным поддразнивающим тоном:

– Лулалу! Лу-ла-лу! Лузи! Чай!

Луиза хоть и не отвечала, но уже в этот самый момент бесшумно вставала с кровати и слышала, как отец подначивал Эви:

– Давай, Леди, ну-ка скажи: Лузи.

– Нет, папуся, ей не нравится, когда ее так называют.

– А ты позови! Что я тебе горовю (говорю)?!

– Нет, папуся, Она услышит.

– Лу-у-узи! Лузи! Чай-яй-яй!

Краем глаза Эвелин заметила, как Луиза промелькнула на лестничной площадке и побежала вниз по ступенькам.

– Она встала, она встала, – пропела Эви увещевающим тоном.

– Это воскресенье – день веселья долго к нам добиралось,– тихо заговорил Сэм.– Весь вчерашний день и всю ночь. От Тихого океана, Пекина и Гималаев, от рыболовецких угодий древнего племени лени ленапе[4] и глубин утонувшей Саскуэханны[5]. Летело над поздними соснами, увязшими в торфянике, и лилейными прудами Анакостии[6], мимо обнесенных лесами мраморных и обшитых досками сооружений, надвигалось с северо-востока и северо-запада, через Вашингтон-Серкл, Тракстон-Серкл и Шеридан-Серкл, оседая в Рок-Крик и на округлых плечах нашего Джорджтауна. И что оно видит на середине склона? На нем сегодня утром, как и каждое утро, стоит Тохога-Хаус, маленькая хижина Гулливера Сэма и его семейства Лилипутов Поллитов, в которой живут сам Гулливер Сэм, миссис Гулливер Хенни, Печальная Луиза с несклоненной, хоть и окровавленной головой, Эрнест-счетовод, Леди-Малютка… – Эви рассмеялась, – близнецы Сол и Сэм, Томас-фантазер, все лучезарные души, которых оно спешит навестить.

– Оно не к нам спешит, – возразила Эви.

– Увы, не к нам. Оно вполне могло бы обойтись без нас, – согласился Сэм, открывая глаза. – Где моя красная книжка? – Его прикроватная тумбочка была завалена брошюрами Фонда Карнеги, научными изданиями и проспектами гуманитарных организаций. Сверху лежали три журнала. Сэм взял один, раскрытый на определенной странице, и приставил указательный палец к фото симпатичной серьезной женщины над заголовком. – Я тут прочитал чудесную исто-о-рию, Леди-Малютка, – сообщил он, – о чудесной женщине и чудесной маленькой девочке. Очень милая история. Твой бедняжка Сэм даже прослезился.

– Очень грустная история, да, папуся?

– Грустная и радостная. Как и все в нашей глупой забавной человеческой жизни. Но кончается эта история хорошо, потому что они, при всей их несговорчивости и слепоте, по сути своей хорошие люди. На самом деле их связывает взаимная любовь, хоть временами они готовы прямо-таки выцарапать друг другу глаза, но потом понимают, что вовсе не ненавидят друг друга так, как им казалось. Люди они такие, мой маленький Орешек. Люби людей, маленькая Черноглазка, всегда люби людей, и ты будешь счастлива. Более того – и это главное – своей любовью ты будешь творить добро.

– Папуся, – нерешительно начала Эви, – а можно Изабель к нам сегодня придет?

– Может, и можно, – ответил Сэм. – О, чмок, чмок! – Он поцеловал девушку, рекламирующую корсеты. – Я женюсь на ней! Привет, красавица. А эта девушка со спагетти! Посмотри какая… чмок, чмок, чмок! Я ее обожаю. На ней я тоже женюсь. Чмок!

О женщина, в часы отдохновенья

Порой капризна ты и предана сомненьям.

Но лишь придет обеда час,

Ты кормишь и спасаешь нас.

А вот эта, с майонезом, смотри какая. Чмок! Сногсшибательная красотка. Чмок!

– Папуся, ты вон ту пропустил.

– Ну уж нет! Страхолюдина, каких свет не видывал. Нет, нет, нет, мэм. Я люблю женщин, но только красивых. А на эту взгляни! Святой Мафусаил! Видать, у него тогда теща гостила. Эта ночью и сову напугает на Медвежьей горе. Вопрос лишь в том, что сова увидит. Чмок! О еноты и гремучие змеи! Эта вышибла мне глаза! У меня теперь один остался. Невыносимо. Я должен сразу жениться на ней, чтобы вернуть себе свой глаз!

Эви хохотала, ежась от удовольствия. Близнецы и Эрнест прибежали в комнату, столпились у кровати, тянули шеи, заглядывая в журнал и приговаривая:

– О, только не эта. Фу, уродина.

– А эта – персик, – сказал Эрнест. Ему было почти десять лет.

– Да, эта – красотка. Нектаринчик. Она – моя, – заявил Сэм. Он несколько раз поцеловал «звезду» коктейльной вечеринки. – Молодая, сочная, как зрелый помидорчик, – озорно продолжал Сэм, улыбаясь сыновьям, в то время как Эви внимательно разглядывала изображение. – Чмок! Ах, какая маленькая уточка. На вид капризуля, но на самом деле хорошая девочка.

– Откуда ты знаешь? – Эви смотрела на девушку с худыми ногами в шелковых чулках, которой фоном служили летящие штрихи, исполненные цветными карандашами.

– О плохих девушках истории не пишут, – озорно отвечал Сэм. – Запомни это, Леди-Малютка. И плохих девушек никогда не изображают красивыми, даже если пишут о них во имя истины. Ведь издатели хотят, чтобы люди были счастливыми и хорошими. Хотят, чтобы мы верили: прекрасное – это хорошее и наоборот. Ибо то, во что мы верим, всегда сбывается…

– Папа, – взволнованно вскричал Сол, – а вот еще одна красавица, которую можно поцеловать.

– Па, а мы сегодня будем соскабливать краску и красить заново? – спросил Эрнест.

– За чаем я сообщу вам важную-преважную новость. – Сэм поднялся с постели и огляделся. Дети стояли вокруг кровати, таращась на него с любопытством.

– Купишь новую машину? – осмелился предположить Сол, но Эрнест догадывался, что дело в другом.

В кухне, они слышали, прыгает, как угорелая, крышка чайника на плите. Сэм издал свист Луизы и крикнул:

– Лу-узи! Чайник кипит!

Ему вторил еще один крик снизу, его жены. С чердачного этажа им откликнулось сопрано младшей сестры Сэма, Бонни, которая все еще была в постели.

– Потерпите немного! – пропела она. – Иду.

– Нас ждет прекрасное будущее. – Сэм подмигнул детям. Чайник перестал пыхтеть.

– Де-ети! Луи! – крикнула Бонни.

– Не спеши, Бон, – отозвался Сэм. – Лулу приготовит завтрак. Пусть Бонифация неводня (сегодня) поспит на часик дольше: воскресенье – день веселья для всех трудяг-работяг.

– Но Лулу-то трудится, – заметил Эрнест.

– Лулу тоже спит, только стоя, – улыбнулся Сэм.

– Чай наверх нести или внизу будете пить? – раздался снизу крик.

– Наверху.

В следующую минуту они услышали позвякивание чашек и кряхтение Луи. Она была полноватой девочкой, рослой для своих лет. С раскрасневшимся лицом, с которого не сходило угрюмое выражение, Луи вошла в комнату, поставила поднос на кровать у ног Сэма и разлила всем чай. После понесла чай на чердак тете Бонни, и когда стала спускаться оттуда, Сэм напевно крикнул ей:

– А где твой чай, Скорбная Лулу?

– На кухне.

– Почему не принесла его сюда? Эрнест-Непоседа! Иди принеси Лулу ее чай.

– Мне овсянку нужно сварить, – отозвалась девочка и пошла дальше,