Отель одиноких сердец - Хезер О’Нил

Когда бумажные снежинки покрыли всю сцену и Пьеро кончил играть на пианино, Роза и ее медведь поклонились почтенной публике. В этот самый миг вниз раскаленной лавой вулкана обрушился занавес. Представление завершилось.

Публика онемела. Воцарилась гробовая тишина. Зрители никак не могли понять, что это было такое. У них перехватило дыхание. Они не спешили хлопать, потому что аплодисменты означали бы, что спектакль окончен, а этого им совсем не хотелось. Но это случилось. Раздался чудесный звук. Зрители радостно хлопали в ладоши.

В ладоши хлопала сотня зачарованных девятилетних сорванцов и шалуний, разодетых в меха и увешанных драгоценностями.

57. Прямая перспектива Джимми

Джимми не знал, как относиться к клоунам. Его слегка сбивали с толку мужчины, выбравшие себе такую профессию. Достойными мужчины он считал только поприща убийцы и политика. Он всегда был очень осмотрителен в проявлении чувств или признаков слабости, поэтому его не на шутку встревожили только что выступавшие перед зрителями люди, которые плакали, портили воздух, роняли что ни попадя.

Танцовщицы кордебалета ему тем не менее понравились. В них было что-то странное, какая-то изюминка. Некоторых девушек даже симпатичными назвать было трудно. У нескольких грудь вообще не просматривалась. Они совсем не походили на тех девиц, которых он взял бы на работу к себе в гостиницу «Ромео». Но в целом представление понравилось Джимми. Оно напомнило ему о прошлом, о том времени, когда он был маленьким мальчиком и жил в доме терпимости.

Он вглядывался в лица танцовщиц, пытаясь понять, кого же из них он должен убить. Однако ни одно лицо не тянуло на те огромные деньги, которые были обещаны за голову заказанной девушки.

Он взглянул на Каспара и развел руками, давая понять, что не знает, кто его цель.

– Узнаешь, когда ее увидишь, – сказал Каспар.

Они верили самым разным предзнаменованиям – любой, кто часто имеет дело со смертью, всегда этому верит. Со временем такие люди начинают путать суеверие со здравым смыслом. Оба гангстера считали, что сходу можно определить человека, за голову которого назначена цена. У таких людей, они полагали, над головой образуется мистический ореол, как у святых на средневековых изображениях.

Когда началось последнее действие, Джимми откинулся в кресле, и прямо у него на глазах на сцену начала спускаться на тросах луна. Это было уже чересчур. Он повернулся к Каспару, сидевшему с разинутым ртом: казалось, того ошеломила величина и реальная осязаемость этой луны. Макмагон, должно быть, выжил из ума. В Монреале в это время уже, наверное, стало слишком холодно, подумал Джимми. Это с ним такое случилось от мороза. Все, кто там побывал, говорили, что не в состоянии передать словами, какая в Монреале холодрыга и с каким трудом им приходилось тащиться по снегу. Они даже ноги поднимали, чтобы показать ему, как от такой ходьбы истрепалась их обувь. Вернувшись из Монреаля, они вроде как трогались умом. Но это легкое помешательство длилось недолго, как грипп, который проходил дня через три-четыре. Однако можно было только предположить, что случится с человеком, прожившим там всю долгую зиму.

И тут кто-то вышел на цыпочках на сцену. По зрительному залу прокатилась шелестящая волна приглушенных стонов, охов и ахов. Они прозвучали так, будто люди занимались любовью. Когда молодая женщина появилась на сцене, взгляды всех вытянувших шею зрителей приковались к ней. При виде ее Джимми испытал чувство, похожее на отчаяние. Вот она. Это была она. Та самая.

Она отличалась от остальных девушек. Она замечательно двигалась. После прыжков она опускалась на носочки мягко, как снежинка, упавшая в рукавичку. Лицо ее казалось таким выразительным. Джимми хотелось смотреть на него целую вечность.

Не было никаких сомнений, что именно эту девушку ему предстояло убить. Бесспорно, она относилась к тому типу женщин, которые могут довести мужчину до такого умопомешательства, когда единственным выходом для него станет пуля, пущенная девушке в голову. Он еще даже не встречался с ней, а она уже свела его с ума.

Джимми проснулся утром как с перепоя: настроение было поганое, делать ничего не хотелось, он боялся, что окочурится. Но не похмелье довело его до такого состояния, а вчерашнее представление. Ему весь день не удавалось взять себя в руки. Вечером он тупо рассматривал свой гардероб, пытаясь решить, что лучше надеть. Он выбрал черный костюм, который носил только в особых случаях. Хоть ему сотни раз говорили, что он красавчик, он какое-то время стоял у зеркала в ванной и разглядывал свою физиономию.

Джимми поспешно вышел из здания. Ему не хотелось говорить Каспару, что он снова собрался на представление. Он всегда свысока смотрел на парней, западавших на танцовщиц кордебалета. Женщины занимались такого рода ремеслом лишь для того, чтобы затащить мужика под венец. Но она в любом случае не была такой танцовщицей. Он вообще не знал, кем она была.

На этот раз в театре собралось больше народа, чем на первом представлении. Он купил себе все места в ложе с правой стороны от сцены и сидел там в гордом одиночестве. Одиночество его угнетало. Он чувствовал себя совершенно потерянным. Но вскоре она вышла на сцену. Она напомнила Джимми о чем-то, что было давным-давно глубоко похоронено в его детстве.

Джимми приходил смотреть на нее каждый вечер. На каждом представлении оставалось все меньше и меньше свободных мест.

58. Гостиница «Медовый месяц»

Пьеро и Роза остановились в гостинице «Медовый месяц» на сорок четвертой улице, всего в нескольких кварталах от театра. На стене их номера в рамке висел сделанный тушью рисунок синей птицы. Окна были стрельчатые, как в церкви. Плитка – голубоватого цвета, такого же, наверное, как у любимой накидки непорочной Девы Марии. Роза взглянула на разноцветные лампочки на вывеске театра на другой стороне улицы и почувствовала себя так, будто все в этой жизни возможно. Она прониклась ощущением необъятной грандиозности мира. Внезапно она осознала, как мир прекрасен и как ей повезло в нем родиться, особенно если учесть, что родители ее к этому отнюдь не стремились.

Пьеро лежал на постели, раскинув руки в стороны. Роза встала над ним, так поставив ноги, что его бедра оказались между ними. И стала медленно опускаться. Казалось, она опускалась целую вечность. Это было так чудесно. Он положил руки ей на колени. Потом приподнял