В начале было Слово – в конце будет Цифра - Маргарита Симоновна Симоньян

намекает, что теперь моя очередь быть распятым. Ну, и повернул обратно к Нерону, а куда деваться. Сдался и попросил только распять меня не так, как Христа – слишком жирно мне было бы умирать той же смертью, что Учитель. А Нерон решил, что это даже забавно и необычно, новое развлечение – ему скучно уже стало каждый день любоваться, как львы жрут христиан, и он сам, лично меня распял вниз головой, зараза!

Весь сад грохнет отборным хохотом, в который раз за один этот праздничный обед смехом смерть поправ, и останется смерть во веки веков попрана, растоптана, и позволено будет людям только всласть насмехаться над ней, столько лет насмехавшейся над людьми.

– Ну, давайте за стол, за стол, надо и отметить как следует! – скомандует Савватий.

– А что мы, простите, отмечаем? – пьяно промолвит Сократ.

– Как что? Первый день Лета Господня.

– Первое июня. День защиты детей! – поправит ящерица.

– Можно и так сказать. У Господа мы все дети. Вот ты спрашивал давеча, – скажет Савватий, обращаясь к хмельному Сократу, – зачем Господь позволил убить своего единственного сына. Почему единственного-то? А ты кто ему? Дочь, что ли? Остальные-то тоже евойные! Ты бы пожертвовал одним сыном ради ста пятидесяти миллиардов других своих детей?

В это время, стоя под цветущей черешней вместе с ящерицей Жижом (все-таки усесться за стол с такими уважаемыми людьми было бы совсем не по Сеньке шапка), Сэмэн тихонько, чтобы никто не слышал, скажет:

– Воблу. Такую же, как тогда. Две. Нет, три! И с икрой! – и на всякий случай молитвенно сложит ладони.

Тут же на траву под черешней плюхнется вобла, аккуратно завернутая в газету.

– Вот это я понимаю, сервис! – с восхищением прокомментирует ящерица. И вдруг все услышат Его голос:

– Должен без лишней гордыни констатировать, что моя гипотеза относительно силы веры доказана опытным путем. Назовем это теоремой воблы. Просто раньше для того, чтобы желание материализовалось, нужна была такая невероятная сила веры, которая могла бы обогнать скорость света. Но теперь везде один только свет, и он никуда не торопится, чего его обгонять-то. Достаточно просто чего-нибудь захотеть.

– И будет тебе по хотелкам твоим! – восхищенно резюмирует Сэмэн.

– Где ты был-то, сынок? – ласково спросит Мария, когда Христос, миновав черемуховую благодать, подойдет к столу.

– На Район по морю ходил, не сдержался. Решил кое-что домой забрать, – скажет Христос, выуживая что-то из складок виссоновой мантии. – Что добру пропадать? Поставлю тут как указатель.

И Христос примется прилаживать к вечноцветущей вербе огрызок неонового указателя «Запретный Район», когда-то установленного им самим за рвом с кипящей смолой, от которого в пожаре, устроенном всадниками Апокалипсиса, уцелели всего три светящиеся буквы – «РАЙ».

– Ноги не промочил? – спросит Мадонна.

– Ма-а-ам, – засмеется Христос. – Как ты себе представляешь, чтобы в раю можно было промочить ноги?

– Все равно, если вы… ты… впредь намерены ходить по воде, хорошо было бы хоть калоши где-нибудь раздобыть. С медицинской точки зрения, – поддержит Мадонну плотник.

И не успеет он договорить, как перед Христом шлепнется пара отменных калош! Когда все отсмеются, плотник подойдет к Христу и тихо спросит то, что давно собирался, но как-то все было недосуг – то Страшный Суд, то конец света.

– Гхм. А мы вообще теперь на ты или на вы?

– Ну, прекращай, бать! – рассмеется Христос.

– Дык вы теперь – Бог!

– А ты когда-нибудь слышал, чтобы к Богу обращались на вы? С Господом все на ты, – справедливо заметит Христос.

– Ну, что, пора и честь знать, – скажет Иоанн, когда солнце начнет подбираться к Белому морю. – Спасибо, Господи, что всех нас здесь собрал. Две тысячи лет так хорошо не сидели.

– Давайте на посошок, – скажет Христос, сам разольет всем вина и даст по куску белого хлеба.

Иоанн допьет до дна, возьмет свой посох и, махнув остальным, двинется к выходу из сада. Христос обнимет и расцелует трижды всех своих старых друзей. Мария проводит апостолов и Савватия молодыми сияющими глазами. Потом сядет посреди сада в плетеное кресло-качалку, накроет плечи белым пуховым платком и подзовет Машеньку:

– Возьми книгу, дочка.

Машенька снимет со свежевыструганной сосновой полки оставленную там Савватием древнюю книгу в заботливом переплете. Присядет у ног Девы Марии, как когда-то Мария Магдалина садилась у ног Христа.

– Не сиди на холодном! – скажет Мария.

Машенька, улыбнувшись смущенно, пересядет на лавку, от которой поднимется теплый смолистый дух, мешаясь с ласковым ароматом вечноцветущей вербы. Откроет последнюю главу древней книги и продолжит читать вслух с того места, где остановилась утром:

– И смерти не будет уже, ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет, ибо прежнее прошло.

– Прочитай самый конец, дочка, – попросит Мария.

Машенька аккуратно перелистнет страницу и прочитает последние строки Библии:

– Ей, гряди, Господи Иисусе! Благодать Господа нашего Иисуса Христа со всеми вами. Аминь.

В ответ раздастся негромкий плеск из бухты Благополучия. Христос улыбнется и выйдет к берегу поздороваться. Настоящая, а не распечатанная на биопринтере, беломорская живая белуха махнет хвостом и замрет в зарослях ламинарии.

– Здравствуй, Отец, – скажет ей Христос. – Спасибо Тебе.

Указатель с тремя буквами, оставшимися от Района, тускло мигнет из-под веток вечноцветущей вербы.

– Здравствуй, Отец, – скажет Христос вербе. – Спасибо Тебе.

Белая ночь уляжется, подоткнув свою розовую постель, взбитую уходящим солнцем.

– Здравствуй, Отец, – скажет Христос и белой ночи, и солнцу. – Спасибо Тебе.

Рассвет протянет руку закату – и, поздоровавшись за руку, караульщики ночи сменят друг друга на страже прекрасного нового мира. Белые, с малиновой каймой, облака, как свежее полотенце, оботрут молодую, выспавшуюся, вымытую зеленую землю. Перед тем, как отправиться спать, Христос увидит, как по небу проплывет стая розовых пеликанов – точно таких, что жили в Галилее две тысячи лет назад. Притулится к черемухе овечье стадо, обретшее своего пастуха, а Савватий, смахивая слезу умиления, все будет вспоминать вечерние рассказы апостолов и тихо выстругивать из крепкого, натренированного Белым морем бревна то ли ясли для агнца, то ли детскую люльку для того, кому предстоит родиться в этом краю под указателем «рай», простершемся на миллионы километров вокруг, населенном заблудшими овцами, вновь обретшими своего пастуха, в этом раю черемухи, разливающей благодать, белого моря, шмелиного меда, вечноцветущих верб – и Господа, с которым все говорят на ты.

Примечания

1

«Занимайся любовью, а не войной» – лозунг хиппи. – Прим. авт.

2

См. главу 11. – Прим. авт.

3

Что позволено Юпитеру, не позволено быку. – Прим. авт.

4

О святая простота! – Прим. авт.