Это - Фай Гогс
Зато их версия Фло в своей заботливости была просто бесподобна. Налив каждому красного вина из высокого декантера, она села напротив меня за другой конец стола и подняла бокал из розового хрусталя:
– А теперь я хочу, чтобы все выпили за нового владельца этого дома!
Это прозвучало как приказ. Сначала я подумал, что она имела в виду моего старого опекуна, который сидел и лоснился от удовольствия. Как бы не так – Лидия посмотрела прямо на меня! Поверенный и отец О'Брайен сразу же повернули ко мне головы и синхронно отсалютовали бокалами.
Они смотрели на меня, ожидая моей реакции на очередной свой выверт, пока я размышлял о том, не расколотить ли мне какую-нибудь их дорогую соусницу с вензелями? Наверное, делать этого все же не стоило, потому что такой поступок отдавал бы душком театральщины. Запустить подносом с запеченной бараньей ногой в ухмыляющуюся поповью морду было бы, пожалуй, чересчур секуляристски. Тем более и речи не могло идти о том, чтобы распивать с ними вино – это попахивало пораженчеством. И уж совсем было бы глупо начать жадно поглощать то, что стояло передо мной, (мне вдруг ужасно захотелось есть), – ведь никому еще не удавалось сохранять угрожающий вид, сидя с набитым ртом!
– У меня есть предложение получше, сестренка, – ответил я наконец, избегая, однако, смотреть Лидии в глаза, готовые с концами увлечь меня в свои антрацитовые глубины, – давайте-ка вы все возьмете свои стаканы и затолкаете их глубоко-преглубоко себе в…
– По-моему, – властно перебила она меня, обращаясь к поверенному, – кто-то здесь недостаточно внятно объяснил Диего, чего от него ждут. Или я не права?
– Недостаточно? – тоненьким голоском ответил ей поверенный.
Всю его самоуверенность как рукой сняло.
– Боже правый! Да я больше двадцати лет убил только на то, чтобы…
Лидия еле слышно стукнула по бокалу ногтем, и мой наставник замолчал. Выглядело это так, словно в руке у нее был не бокал, а пульт от его рта. Собравшись с мыслями, поверенный повернулся ко мне:
– Ди, сынок. Хотя я и считаю, что это неправильно, – он осторожно скосил глаза в сторону Лидии, – но, похоже, мне придётся рассказать тебе все в точности так, как было дело. Но сделаю я это после того, как ты из уважения к хозяйке…
– …которая только что назвала хозяином меня… – прервал я его, но старик тут же скорчил умоляющую гримасу, отрезал и быстро-быстро прожевал кусок мяса, с изумительной достоверностью показывая будто бы в ускоренной перемотке, насколько же, мол, это вкусно. Только затем он закончил свою мысль:
– Ответы на все вопросы, связанные с правами на наследство – разумеется, если эти вопросы все еще будут тебя беспокоить – ты получишь в ходе моего объяснения. Но сперва я прошу тебя почтить нашу хозяйку и хотя бы попробовать то, что лежит у тебя в тарелке.
«Яд? Снотворное? Сыворотка правды?» – подумал я.
Но решил, что вряд ли.
Пока я ел, все трое смотрели на меня внимательно и серьезно, не отрываясь. Это ничуть не помешало мне по достоинству оценить ростбиф, трюфельную пасту и жаркое из ягненка. Допив вино, напомнившее мне о нашем с парнями набеге на погреб Джилли Пупо по кличке «Шесть пальцев», я все-таки обернулся и грохнул бокал в камин, добавив, что им придется обойтись без моего генетического материала, «потому что и так, куда ни плюнь, обязательно попадешь в моего клона».
Услыхав это, поверенный одобрительно загоготал, забыв, что совсем недавно был позорно унижен девчушкой втрое младше его. Лидия продолжала бесстрастно наблюдать, а священник – тот и вовсе пригорюнился.
«На контрастах работают, – с завистью подумал я. – Высший пилотаж!»
– Итак… – снова посерьезнев, начал поверенный, и по его тону я сразу определил, что меня ждет очередное онтологическое пустозвонство, которым он часто предварял любую важную с его точки зрения информацию.
– А может, оставим в покое гребанные инь и янь и сосредоточимся на насущном?
– Ты еще не забыл, что я говорил тебе про абстрактное?
– Да уж, забудешь такое! Эта твоя максима проела в моем мозге дыру почище всякой кислоты. Ты почти каждый день чесал насчет того, что конкретное соотносится с абстрактным так же, как брошенный в океан окурок соотносится с самим океаном. И прочую подобную тарабарщину.
– И что здесь тебя не устраивает?
– Не считая того, что я опять буду вынужден слушать твою болтовню про силы, о которых никому ничего не известно, кроме пары мумифицированных китайцев и бородатого подростка из вэйп-шопа в Гринвич-Виллидж?
– Никто также точно не знает, что именно тянет нас к земле, и все равно стратосфера почему-то до сих пор не кишит телами прыгунов с Золотого моста. И еще: когда упомянутые тобой китайцы говорили об ине и яне, они имели в виду не конкретный тип энергии, а скорее некий разумный принцип, который…
– Сразу тебя перебью. Для меня словосочетание «разумный принцип» не значит вообще ничего. Когда я слышу подобное, мне на ум приходит что-то типа… не знаю… блюющего гнозиса… имманентности, торгующей паленым коксом…
И тут я понял, что влип. Поверенный уже оседлал любимого конька и останавливаться не собирался:
– Это потому, что хоть сам ты это и отрицаешь, разум для тебя по-прежнему продукт сугубо физиологический.
– Не совсем. Я бы сказал, что разум для меня скорее продукт сугубо индивидуальный. А вот для тебя он всегда был эдакой кучей, откуда каждый гребет, сколько сможет утащить. Когда ты мне рассказывал про какого-то, цитата, «крученого русского шнифера, с которым вы бомбили фраерские лабазы», я и подумать не мог, что имелось в…
– Потрясающе! Хотя я определенно никогда и ничего из этого не говорил, все же рад, что твое общение со всякой швалью нисколько не повлияло на твои синтаксические навыки. «Бомбили фраерские лабазы»! Даже сэр Уинстон Черчилль не смог бы выразиться изящнее!
– Пусть Уинстон Черчилль подавится своим синтаксисом. Я за себя не ручаюсь, если еще хоть раз услышу
