Это - Фай Гогс
– Слушай, Ди. Мы можем и дальше препираться, но попомни мои слова: не пройдет и часа, и ты начнешь жалеть о каждой зря потраченной тобою минуте. Я отлично понимаю, почему все это кажется тебе тарабарщиной, но можешь не сомневаться: к твоему конкретному случаю все это имеет самое непосредственное отношение. Мне продолжать?
– Валяй, – уныло ответил я, заодно вспомнив, что не далее, как сегодня днем мне так же трудно было вдалбливать одному хвастливому треплу простейшие истины.
– Благодарю… Так вот: под инем и янем бородатые китайцы имели в виду нечто большее, чем две разнонаправленные энергии – а именно разумный, вернее, самосознающий принцип, лежащий в основе всего – принцип равновесия двух противоположных фундаментальных начал…
Я почувствовал, что если прямо сейчас не сделаю чего-нибудь, фундаментальные начала объединятся и размажут меня как улитку по склону Фудзи. Схватив со стола нож для мяса, я обернулся и с силой метнул его в висящий над камином гербовый щит. Нож вонзился точно посредине между двумя изображенными на нем вздыбленными львами. Это принесло мне небольшое облегчение. Примечательно, что никто из присутствующих вообще никак не отреагировал на мою выходку. Поверенный продолжал зудеть:
– Если мы опустимся чуть ниже – ну хотя бы на уровень, который принято называть «глобальным» – то эти различия принимают совершенно конкретный характер. Здесь уже уместно говорить об определенных энергиях, точнее, об энергиях более или менее двух типов: «горячих» и «холодных», «мужских» и «женских», и прочее, и прочее. Лично я, как ты, возможно, помнишь, эти энергии всегда предпочитал называть пранами.
Тут уже я издал тяжелый вздох. Рано или поздно треклятые праны должны были вернуться из своей долгой экспедиции по пустыням Внутренней Монголии, куда они были посланы мною еще в дни моей развеселой юности, но не ожидал, что это произойдет столь скоро!
– Ну зачем вы так со мной, док? Я ведь только начинаю жить…
– Да, пранами, – безжалостно отрезал поверенный. – Мне придется еще раз напомнить: в целом, праны делятся на восходящие и нисходящие. Нисходящая прана – холодная, текучая и плотная, а женской ее называют потому, что до некоторых, так скажем, пор этот тип энергии преобладал у женщин. Эта же прана наделяла женщин главными их качествами – гибкостью, мягкостью, сентиментальностью, нежностью, заботливостью, мудростью, добротой. Но есть у нее и обратная, темная сторона: те, у кого этой праны в избытке, рискуют стать изменчивыми, хитрыми, лж…
Тут он осекся и трусливо скосил глаза в сторону Лидии. Та не реагировала, и он, переведя дух, продолжил:
– Восходящая прана – горячая, скоротечная, подобная скорее вспышке, импульсу, – он громко щелкнул пальцами, изображая скоротечность импульса, – всегда доминировала в телах мужчин – опять же, если смотреть на вопрос с ретроспективной точки зрения – и она-то и наделяла их всем тем, что мы когда-то в них так ценили – активностью, веселостью, смелостью, предприимчивостью, скоростью, верностью. Ее переизбыток, соответственно, делал их яростными, жестокими, черствыми…
Если, говоря все это, поверенный хотел подлизаться к Лидии, то старался он напрасно. Она была точной копией Фло, а уж у той-то абсолютно все перечисленные поверенным качества присутствовали в такой степени, что она смело могла открыть магазин!
Безошибочно прочитав мою мысль, поверенный сразу же взбеленился:
– Да, дурачина! Именно об этом я и говорю! Различия исчезают с неимоверной скоростью; скоро тела и мужчин, и женщин будут почти в равной степени содержать и восходящую, и нисходящую энергии – а следовательно, пора бы уже согласиться, что эти качества одинаково присущи и тем, и другим! Но вот, что печально: пусть для определения, по сути, сиюминутного баланса разнонаправленных пран мы теперь и пользуемся вместо двух давно знакомых нам гендерных амплуа шестью-семью новыми, но, как и раньше, стремимся выбрать себе одно единственное и как ярмо таскать потом на шее до самой своей смерти! А почему бы нам не попробовать выйти за пределы каких бы то ни было…
– Хочу тебя обрадовать: пока ты тут в своем питомнике непуганых натуралов скрещивал редиску с чертополохом и повышал индюшачьи удои, в остальном мире эти отвратительные бредни давно уже стали, как ты любишь выражаться, «доминантной парадигмой». Я все еще не получил ответ на…
– Дай мне закончить! – крайне жестко оборвал меня поверенный.
Я вдруг вспомнил, как в детстве, когда он проделывал со мной этот трюк, я часто представлял, что однажды соберусь с духом и врежу в ответ по его острому кадыку, а затем буду с наслаждением наблюдать, как он, захлебываясь кровью, умоляюще протягивает ко мне трясущиеся старческие ручки и… Тем временем поверенный продолжал:
– В идеальных условиях эти так называемые «мужские» и «женские» качества должны образовать гармоничную полноту, поскольку энергии, благодаря которым они возникли, естественным образом и усиливают, и смягчают друг друга, не давая чрезмерно развиться отрицательным личностным аспектам. Увы, мир, в котором все решалось исключительно одной грубой силой, долгое время был далек от идеала. И в подобном мире у мужчин имелось определенное преимущество.
Справедливости ради следует заметить: с присущим им великодушием мужчины ни разу этим преимуществом не воспользовались! На это у них элементарно не было времени. Днем им приходилось обеспечивать свои семьи всем необходимым грабежами и убийствами, а по возвращении домой у них хватало сил разве что на одно-два изнасилование, не больше. Зато в тучные годы перемирий женщинам приходилось несладко. Вряд ли стоит напоминать, что с правовой точки зрения их положение мало чем отличалось от положения домашнего скота или раба.
Слава богу, все это не касалось высших сословий. Благородный дух аристократизма был все еще силен в ту пору, и тем женщинам, кому не оказали честь стать главным призом на рыцарских ристалищах, дозволялось совершенно свободно отправляться в монастыри и вымаливать там прощение за свой загадочный первородный грех.
Так продолжалось сотни лет, пока под влиянием прогресса и просвещения мужчины наконец не начали задумываться: «Господи, да что же мы творим? Не пора ли перестать потакать нашим пещерным инстинктам и придать этим действиям хотя бы видимость заботы об общественном благе?» Сказано-сделано: женщин начали арестовывать, судить и сжигать на кострах!
С этими словами поверенный изящно кивнул отцу О'Брайену. В ответ тот развел руки ладонями наружу, показывая, что они давно умыты. Затем оба посмотрели на Лидию. Она промолчала.
– Не буду утомлять тебя подробностями, – продолжил поверенный, повернувшись ко мне. – Тем более,