Том 3. Чевенгур. Котлован - Андрей Платонович Платонов

…этот человек считал себя богом и все знал. – Персонаж соотносим с народно-религиозной, сектантской или «околосектантской» культурой – явлением, характерным для Воронежской губернии начала 20 века. Сектантская община часто возглавлялась Богородицей или Христом. Известно об отрицательном отношении некоторых направлений сектантства к пище и еде (например, «паниашковцы» в 80-х гг. XIX века). Эта черта указывает на «божественную» самодостаточность.

– Вот объявлю в одну ночь отъем земли <…> А в другую ночь раздам обратно – и большевистская слава по чину будет моей. – «Декрет о земле», согласно которому «помещичья собственность на землю отменяется немедленно без всякого выкупа», а «земли рядовых крестьян и рядовых казаков не конфискуются», был принят II Всероссийским съездом советов рабочих и крестьянских депутатов 27 октября 1917 г.

Гуня – худая, ветхая, истасканная одежда, рубище.

Ништ, стал бы кажный женщину мучить, ежели б другое занятье было? – Фраза, вложенная в уста Поганкина, перекликается с высказанной ранее мыслью о том, что плотское отношение к женщине и главное дело человека несовместимы.

Ништ – ни́што, не́што, разве, неужели.

Суходол – безводная долина, орошаемая только дождевыми и снеговыми водами.

– Разверстку скоро запретят… – См. комм. к с. 163.

…бог умен, только живет наоборот; но русский – это человек двухстороннего действия: он может жить и так и обратно и в обоих случаях остается цел. – Такие идеи высказывал герой «Строителей страны» Гратов. В «Строителях…» этот фрагмент выглядел так: «Геннадий когда-то говорил, что русский человек двухстороннего действия: он может жить и так и обратно, и в обоих случаях останется цел. Геннадий намекал на революцию: ею русский народ запущен наоборот, против законов жизни, и ничего – действует» (СтрСтр, с. 346).

Сколько раз я тебе говорил, что отряд не банда, а анархия! – Платонов видел и подчеркивал различие между анархистами и бандитами: «Мы будем рассуждать не о тех людях, которые бродят по деревням и лесам, режут и грабят, называют себя анархистами. Они – не анархисты, им имя дает их дело» (Соч., I, 2, с. 117; Анархисты и коммунисты, 1920).

«Приключения современного Агасфера» Мрачинского… – В 1919 году в Петрограде вышла книга с предисловием М. Горького, где были собраны поэтические переложения легенды о Вечном Жиде – «Легенда об Агасфере – „Вечном Жиде“: Поэмы Шубарта, Ленау и Беранже». Исследователи указывают на возможную связь данного персонажа с исторической личностью С. В. Мрачковским (1888–1936), революционером, активным троцкистом (Яблоков, с. 258).

Соня Мандрова приехала на подводе в деревню Волошино и стала жить в школе учительницей. – М. А. Кашинцева, будущая жена Платонова, как и героиня «Чевенгура», в 1922 г. была «школьным работником» в Волошине, и Платонов навещал ее там (Ласунский, с. 97–100).

Звали его Степан Копенкин. – В повести «Строители страны» этот герой носил имя Стратилат (от греч.: предводитель войска) и имел прозвище Ермак. Это был центральный персонаж произведения.

Он хочет завести семейные армии. – Эта идея соответствует факту из истории успешно действовавшего Богучарского полка, сформированного из добровольцев, который имел огромный обоз и сопровождался женами и детьми (Яблоков, 97).

Роза Люксембург (1871–1919) – деятель польского, немецкого и международного рабочего движения. Одна из основателей КП Германии и «Союза Спартака». Была убита вместе с К. Либкнехтом.

Исследователи отмечают, что имя и вообще образ розы у Платонова в разных произведениях (повесть «Эфирный тракт», «Девушка Роза», <1944>) является «антитезой смерти». (Подробно об этом см.: Малыгина 1985, с. 36–37; Яблоков, с. 170–178.)

Чувства о Розе Люксембург так взволновали Копенкина… – Данная сцена в Волошине была ключевой для «Строителей страны». В доме, где жила Софья Александровна, собрались влюбленные в нее герои: Дванов, Гратов, Геннадий. Девушка пытается понять, кто же из них ей ближе. Таковым неожиданно оказывается Стратилат Копенкин, поскольку именно он более других соответствует духу времени: «Копенкин не лучше, а нужнее – он тот, от кого ей сразу сделалось грустно. Он тот сторонний вестник освобождения…» (СтрСтр, с. 374). Любовное чувство девушки носит исторически утилитарный характер.

Особым Копенкина делает любовь к умершей и поэтому недостижимой Розе Люксембург. Это чувство заставляет его действовать: «В память бессмертной Розы мы сделаем земной шар домом матери и ребенка!» (СтрСтр, с. 363). При этом: «…если вынуть из Копенкина Розу Люксембург, Копенкин на другой день уехал бы крестьянствовать, копить скотину и ненавидеть советскую власть» (СтрСтр, с. 384).

Дванов о нем говорит: «Знаете, Копенкин, это человек пролетарской эпохи возрождения! <…> Верно? Мы живем в первые дни гуманизма… Посмотрите, какая благородная сила дышит в этом Копенкине – это как будто современник Данте… Нет, даже утренние сумерки уже кончились – над нами горит полное солнце творческого коммунизма…» (СтрСтр, с. 364).

Ирония по отношению к персонажу, который любит умершую, звучащая в «Чевенгуре», в «Строителях…» совсем не так сильна. Такого рода любовь явно противопоставлена стремлению к семье, желанию нарожать детей и жить в спокойствии.

Квашонка – квашня, забродившее тесто.

Ему показалось, что он с кем-то вдвоем <…> дать место своему спутнику… – Известен следующий случай переживания Платоновым двойничества, описываемый им в письме 1927 г. к жене:

«Проснувшись ночью (у меня была неудобная и жесткая кровать)… я увидел за столом у печки, где обычно сижу я, самого себя. Это не ужас, Маша, а нечто более серьезное. Лежа в постели, я увидел, как за столом сидел тоже я и, полуулыбаясь, быстро писал. Причем то я, которое писало, ни разу не подняло головы, и я не увидел у него своих глаз…» (Письма, с. 626–627).

Эта тема возникает и в поздних текстах писателя – в «Счастливой Москве»: «И вот иногда, в болезни, в несчастье, в любви, в ужасном сновидении, вообще – вдалеке от нормы, мы ясно чувствуем, что нас двое: то есть, я один, но во мне есть еще кто-то» (СчМск, с. 55).

Он вспомнил про сундук, в котором вез булки для Сони; в том сундуке была масса сытных булок. – Судя по предшествующему повествованию, Дванов не имел с собой сундука и ехал он не к Соне, а от Сони. Эту и другие схожие «несостыковки» можно объяснить тем, что во время работы над «Чевенгуром» Платонов переставлял фрагменты «Строителей Страны» местами и объединял разных героев в одного: изначально данное путешествие на поезде и ночевка в хате принадлежали не Дванову, а Гратову.

…напоминали живым, бредущим мимо крестов, что мертвые прожили зря и хотят воскреснуть. – В «Строителях страны» данный фрагмент имел еще более выраженную «федоровскую» направленность:

«На размытом оползшем кургане лежал деревенский