Ответственный представитель - Борис Захарович Фрадкин

«Рискнуть» — эта мысль Зины захватывала уже и Ершова, превращаясь в тайное желание; оно волновало, тревожило. Но разум приводил слишком веские возражения. Не все было ясно и, самое главное, не было твердой уверенности в успехе.

Опыт давал Ершову все основания опасаться самых неожиданных реакций человеческого организма на введение в него противоракового препарата.

Пятно на репутации? Ерунда. Но он не допускал мысли, чтобы по его вине человек лишился жизни. Он ценил каждую минуту человеческой жизни, каким бы малым ни был счет этих оставшихся минут.

Закономерное течение экспериментальных исследований, которые лишь со временем должны были завершиться переходом от животных к человеку, было нарушено этой молодой женщиной. Ершов любил свою бывшую ученицу, а теперь постоянного ассистента при операциях и лабораторных экспериментах. Рядом с ней он чувствовал себя смелее, будто часть ее энергии передавалась ему. Но вместе с тем он побаивался ее заражающей любознательности, ее горячего стремления вперед, к тому, чего он достигал медленно и осторожно, что было плодом долгих лет работы.

«Рискнуть» — это уже выходило за пределы накопленного в течение почти трех десятилетий опыта. Да, он верил в свои способности, в свои прославленные руки хирурга, в свою интуицию экспериментатора. Он не боялся самых сложных операций. Но резкие повороты всегда опасны, следовало быть осторожным.

— Павел Сергеевич, — сказала Зина, — неужели мы должны оставаться молчаливыми зрителями гибели человека? Быть может, в наших руках спасение Косторева. Павел Сергеевич, у Косторева невеста, моя лучшая подруга. Вы ее знаете: Лаврова, Анна.

— Лаврова? — удивился Ершов и положил погасшую трубку на стол. — Как же, как же, отлично помню. Эдакая большеглазая и невозмутимая до невозможности.

— И у него мать, отец… в Саратове.

Ершов передвигал с места на место чернильницу, перекладывал с места на место карандаши. Его пальцы не находили себе покоя. Пытливый и просящий взгляд Зины тревожил его, заставлял все время сохранять на лице маску непроницаемости.

А Зина, приподнявшись в кресле и перегнувшись к нему через стол, прошептала:

— Давайте рискнем, Павел Сергеевич! Давайте рискнем! А?

Ершов отпрянул от нее. Горячий шопот испугал его.

«Рискнем!» — чуть было не сорвалось с его языка.

— Нет, нет! — торопливо возразил он. — Я не фокусник. Лечить кроликов да мышей не то, что лечить человека. Бог знает, до чего вы договариваетесь, Зинаида Алексеевна!

Зина выпрямилась, схватила сумочку. Лицо ее пылало, глаза стали совсем черными. Заглянуть в них Ершов не решался.

— Павел Сергеевич, — в голосе Зины зазвучали металлические нотки, — разрешите тогда мне… самой… попробовать действие препарата. Я на себя беру последствия… какими бы они ни были…

— Что, что, что? И не думайте! — он замахал на нее руками. — Категорически запрещаю вам делать это. Вы слышите меня, Зинаида Алексеевна?

Зина, круто повернувшись, вышла из кабинета.

— Ну и ну, — Ершов погладил бородку и, глядя на двери, за которыми скрылась Зина, принялся набивать табаком трубку.

XIX

На улицу Зина вышла расстроенная. Под ноги ей попалась пустая консервная банка. Она отшвырнула ее ногой, и банка, жалобно звеня, перевертываясь и подпрыгивая, долго катилась по тротуару.

По дороге домой Зина мысленно продолжала разговор с Ершовым. Она разражалась по его адресу гневными тирадами, приводила на ее взгляд совершенно неопровержимые доказательства необходимости немедленно испытать действие противоракового препарата на Костореве.

Зина то оправдывала, то обвиняла Ершова. Конечно, риск это не метод. Испробовать новое средство на живом человеке без твердой уверенности в успехе не годилось, тем более, что Ершов опасался, как бы препарат не оказался гибельным для человеческого организма.

И тем не менее она бы рискнула. Косторев погибает… Анна переживает трагедию. Нужно на что-то решиться и решиться немедленно.

В таких размышлениях, пройдя несколько кварталов, Зина вдруг остановилась. Внезапная мысль осенила ее, и она почти бегом бросилась обратно в клинику.

…Зина сошла с трамвая в заводском поселке, когда позади заводских корпусов разлилось багряное зарева заката. Гудела испытательная станция, где-то кричал паровоз и гремели составы.

Подойдя к своему дому, Зина замедлила шаги. Постояла в раздумье, посмотрела, как мальчишки гоняют по тротуару снежный обледенелый осколок, вздохнула.

По лестнице она вбежала быстро, но у дверей квартиры опять задержалась и, опустив голову, о чем-то подумала.

— Как Николай? — спросила ее Анна.

— Изменения в состоянии нет. Тебя ждет.

— Я сейчас иду.

Зина, не раздеваясь, засунув руки в карманы пальто, смотрела, как Анна торопливо накидывает платок.

— Подожди минуту… Анка, — сказала она. — Я хочу посоветоваться с тобой. Впрочем… нет… иди. Завтра.

Зина швырнула на стол перчатки, положила сумочку. Похрустывая пальцами, прошлась по комнате. Ее глаза смотрели в пространство, мимо Анны, мимо стен комнаты. Однако, когда Анна направилась к дверям, Зина остановила ее.

— Ты все-таки не уходи, Анка, — сказала она, — иначе я не выдержу и сотворю все одна.

— А что же ты собираешься сотворить? — удивилась. Анна.

Зина провела ладонями по щекам.

— Мы с Павлом Сергеевичем заканчиваем работу над противораковым препаратом, — сказала она. — Я тебе говорила об этом.

— Да, я помню. Смутные надежды на будущее…

— Николай обречен, Анка…

У Анны дрогнули губы.

— Разве я не знаю об этом?

— Я понимаю, тебе больно слушать меня, но я вот к чему речь веду. О результатах последних работ Ершова ты ничего не знаешь. А мы достигли самых замечательных результатов. Мы исцеляем рак легких у мышей и кроликов.

Анна сделала невольный шаг по направлению к Зине.

— Ну?

— Это открытие, Анка. Большое чудесное открытие. Оно принадлежит Ершову. От опухоли не остается и следа. Даже тогда, когда пошли метастазы. Славно, а? Мы вводим препарат непосредственно в кровь. Просто и безболезненно. Реакция наступает немедленно.

Незаметно для себя они оказались друг против друга. Стояли одетые в пальто, одна — возбужденная, с лихорадочным блеском в черных как уголь глазах, другая — застывшая неподвижно, с мучительно напряженным выражением лица.

— Я пыталась уговорить Павла Сергеевича попробовать препарат на человеке, но он и слушать не желает об этом. Дело в том… дело в том, что шесть процентов животных все-таки погибают после введения препарата. И мы пока еще не установили, отчего они погибают. И вот такая неопределенность удерживает Ершова от решительного шага.

— Он прав, пожалуй.

— А если неправ? Если уже сегодняшний состав препарата может исцелить обреченного на гибель человека? Наши поиски могут продлиться еще неопределенное время. Сколько людей погибнет напрасно? Среди них будет и тот, кого ты любишь, Анка.

— Так что же ты собираешься сделать? Что ты задумала?

— Понимаешь, Анка, — Зина принялась крутить бахрому на платке Анны, —