Дворики. С гор потоки - Василий Дмитриевич Ряховский
Милый старик!
Коротков дома часто ссорился с отцом, но сейчас он ему был дорог даже своими заблуждениями: все-таки на первом плане у него забота о целости сына.
Верочка… У него совсем исчезло из памяти ее лицо, помнились только тонкие руки, всегда пахнущие цветочным одеколоном… И сейчас за туманным обликом Верочки властно проступало другое лицо — загорелое, сильное, но необычайно женственное и мягкое. Оно улыбалось кривой улыбкой не то сожаления, не то укора, и правая бровь упорно сползала на чистоту лба.
В раскрытую дверь с балкона ворвался ветер, рассыпал по полу сухие горошины дождя, дунул в лампу и прицепился где-то в дальнем углу комнаты. Коротков машинально затворил дверь, шум дождя заглох, и забежавший ветер, как пойманный воришка, умер в углу.
В дверь постучали. Стук был редкий и нерешительный.
— Войдите!
И голос его сразу развязал нерешительность посетителя: дверь отворилась настежь, и в комнату ворвался Лазутин.
— Не спишь? Так, так… я тоже.
Маленький, рыжеусый, с огромным кадыком под остреньким подбородком, Степан Иванович с обычной верткостью оглядел комнату тусклыми близорукими глазами и угукнул:
— Не помешал я?
А сам уж развалился в кресле, бросил мокрую кепку на стол и вынул кожаный портсигар.
Короткову стало не по себе. Он прошел из угла в угол и стал к печке, заложив руки за спину.
— И вот, — Степан Иванович раскурил папиросу и глухим, словно весь рот у него был занят дымом, голосом сказал: — Пришел я потолковать с тобой. Ты знаешь о чем. Не как именно руководитель партколлектива, а как старший товарищ.
— Я слушаю.
— Да ты не держись, как на суде. Чего ты «слушаю»? Понимать надо, когда как разговаривать. Ведь я тебя не допрашиваю и хочу только подготовить свое мнение и тебя укоротить.
Коротков взглядывал на гостя исподлобья. По тому, как Степан Иванович вскидывал голову и, отстраняя ее назад, выпячивал кадык, по незнакомой, выплевывающей манере говорить, он видел, что какое-то мнение о нем уже составлено, решение принято, и ему предстоит теперь или смириться, дать понять, что он ошибся и готов в том сознаться, или идти на возможные осложнения. И почему-то вспомнилось, что Лазутина все зовут «Стёпчик», как его величает жена, которую он после каждого проигрыша в лото бьет и на весь совхоз ругает грязными словами. Он улыбнулся, но не успел спрятать улыбку. Степан Иванович свирепее встопорщил усы и вскинул вверх сухой кулачок.
— Ты с мнением партийного органа считаешься? Да? Ты мне ответь! Вот. А если так, то и должен понимать, что я сейчас не от себя говорю. Ты сейчас хозяин, кто тебе стал поперек? Все твои распоряжения исполняются в точности, но мы имеем руководящее право и должны вовремя предостеречь. Раз свои работы стоят… Вот, видишь? — и Лазутин сделал широкий жест в сторону окна. — То-то! Раз свои работы не выполняются в срок, нарушается весь план, то…
Коротков не сдержался и спокойно остановил Лазутина:
— Я свое дело знаю. Отчет в своих действиях дать готов. А вот теперь вы мне скажите, почему вы до сих пор не дали материальных остатков по складам? Из-за вас контора задерживает полугодовой баланс.
Лазутин неожиданно потерял свой твердый тон и спокойные жесты. Он вскочил и, бегая вокруг стола, раздраженно кричал:
— Я свое дело тоже знаю, дорогой товарищ! Я дам остатки, только задержка не во мне, а в конторе. Они не могут дать мне все требования. Вот что! Но вот ты! Через тебя все дело может стать. Что это за новое дело мужикам землю пахать? Хотя бы и колхозам? Разве совхоз может их всех обслужить?
— А если так надо было? Если колхоз мог распасться?
— Для этого есть организационные меры. По плану бюро ячейки мы должны в нынешнем году создать пять колхозов, так разве мы обяжемся их обрабатывать? Это извращение линии совхозного строительства! Понял? Извращение! А остатками меня не напугаешь! И ты вообще ведешь неправильную линию. Я давно приглядываюсь. У тебя нет органической спайки с рабочим активом, ты действуешь, как спец. Рабочие собрания ты не посещаешь, становишься против рабочкома. Вообще… я думаю, ты понял, о чем я говорю.
В глазах Короткова плыла в сторону дымка. Лазутин мотался в ней желтоголовым маятником, повешенным кверху ногами, в голове не было ни одной ясной мысли, и им овладевала тоска.
Гость ушел как-то незаметно, будто растаял дождевой пылинкой, и сейчас же на его место появился Август — широкий, пьяный и не в меру ласковый. Он мял руку Короткова, с трудом шевелил отвердевшими острыми губами:
— Тебе я… дружок… Да этот рыжий Стёпчик: он тебе живо… будь здоров… устроит. Чуишь? Так, киук! — и готово. А ты, дружок… Хочешь, будь здоров, а? Вот она. Давай шевелить, а то моя Рабкрин меня скоро половит. Будь здоров?
Он улыбался, щелкал себя по шее, тряс наполовину опустошенной бутылкой, и в глазах его горело умиление и просьба. Короткова это забавляло, он не хотел пить, но и попросить Августа покинуть комнату, что до сего времени делал неизменно, было как-то неловко. Он улыбнулся в ответ, и Август стремительно разыскал стакан, влил в него прозрачной влаги, припал к нему мокрыми твердыми губами. Внизу послышался шум, залаяли собаки, и женский визгливый голос кричал настойчиво:
— Тут он, больше ему негде быть!
Август опустил стакан и оглянулся на Короткова, мигнув углом глаза:
— Чуишь? Мине на цугундер брать пошла. А я дам бег… покажу ей…
Он решительно засунул бутылку в карман и раскрыл балконную дверь. В него стегнуло дождем, ветер сорвал кожаную фуражку. Коротков, напуганный решимостью Августа, но все еще смеясь, схватил его за руку:
— Куда тебя черти несут?
Август надул губы и потянул руку в свою сторону.
— Ты слышишь? Мине тут каюк будет за твое поживаешь… Мине одна путь в тую сторону. Ну, пускай мине!
— Да ты голову сломаешь!
— Я? — Август весь расплылся в улыбке. — Ты плохо об мине думаешь. Я, — он присел на корточки, потом подскочил на цыпочки и раскинул руки. — Я спланирую. Вот так во. Мине это не пужаить.
За дверью послышались шаги. Август побледнел и опять кинулся к балкону. Короткову трудно было сдержать тучное тело садовника, в лицо ему хлестал мелкими брызгами разошедшийся ветер, он обозлился и почти крикнул:
— Не смей, черт сизый! Я лучше
