Степные дороги - дороги судьбы - Нуры Байрамов

В глазах у старика потемнело. "Всевышний покарал меня. Сейчас я упаду". Он без сил опустился на пол.

В кибитке стало совсем темно. Моджек подошел к окошку. Грязное стекло в дождевых потеках и разводах песчаной пыли пропускало мало света. С севера надвигалась громада тяжелых серых туч. Похоже, будет ненастье с дождем и ветром. Колючки и дерез, которыми заросло кладбище, пожухли, побурели, как верблюжья шерсть. "Пусть задует ветер, — подумал Моджек, — чабаны потянутся к своим кошам. Любопытных глаз будет меньше. По руслу джара не пойду. И по дороге, что идет от села, тоже. Они могут выставить сторожей. А поеду-ка я прямо в пески. Поднимется ветер, заметет след. Ветер и дождь сейчас лучшие союзники. В самую глубь заберусь, там мое пристанище".

Верхушки ив на берегу джара вдруг склонились на одну сторону, закачались колючки, камыши. По тропинке промчался, танцуя, пыльный столб. Начался буран.

Выйдя из кепбе, Моджек в первое мгновение не мог открыть глаз, едва успел схватиться за шапку. Но тут же подумал, что те, кого буран застиг на дороге, уже добрались до дома. Значит, он мог действовать. Подвел лошадь к двери, вынес вещи — хурджун и мешок. После того, как все было размещено, Моджек на руках принес Акджагуль. Муджевур покорно выполнял все его приказания. Он поддержал связанную женщину, помог ее усадить.

Прежде чем тронуться в путь, Моджек отдал старику последнее приказание:

— До завтрашнего дня не смей выходить из дому. Понял?

Муджевур молча вошел в кепбе и заперся. Под порывами ветра шумели деревья. Старик приложил ухо к двери, стараясь понять, в каком направлении уехал Моджек, но ничего не разобрал. И топота не услышал: ветер дул все сильнее.

Много времени прошло, прежде чем старик поверил, что Моджек не стоит под дверью. Внук, тихо спавший в углу, вдруг страшно закричал и вскочил. Глаза открыты, но ничего не видит.

— Ой, душит! — кричал мальчик.

— Проснись, сынок! — дед обнял хрупкое тельце. — Это я. Я с тобой. Никто тебя не тронет.

Мальчик не унимался. Тогда старик поднял его на руки и вышел из кепбе. Моросил мелкий дождь, ветер улегся. Все стихло. Нет ни лошади, ни Моджека.

Не мешкая старик укутал внука в старый халат, посадил на закорки и направился в село.

"Только бы с мальчиком ничего не случилось. Пусть этот бандит убирается на все четыре стороны, что мне за дело. Благодари бога, что вырвался из его рук. Кто знает, вдруг однажды снова явится и зальет кровью мой дом. Он не пощадит ни живого, ни мертвого. Какое мне до него дело? На том осле моего груза нет, как говорится. Даже имени его не произнесу, Лишь бы ребенка не погубил, мерзавец", — размышлял муджевур.

— Что, уснул? — проговорила бабушка, принимая внука. — И чего шел на ночь глядя? Подождал бы до утра.

Она прижала мальчика к груди, и тот снова закричал. Бабушка встревожилась.

— Я здесь, вот он я, — приговаривал дед, успокаивая внука.

— Что с ним, испугался чего-то? Не хотела я отпускать его к тебе, да уж очень просился… — Бабушка несколько раз поплевала в лицо малышу, как делают знахарки, прогоняя злого духа. — Успокойся, дитя мое, больше не поедешь туда.

Старик отказался присесть к дастархану, который расстелила жена. Лёг, укрылся старой шубой и отвернулся к стене. Мальчик притих, не вздрагивал, не вскрикивал. Он сладко спал на руках у бабушки. Старик не мог уснуть и время от времени тяжело вздыхал.

— Знаешь, — обратилась к нему жена, — Бадам-эдже померла, а ее невестку похитил этот кровопийца.

Старик взвился с места:

— Акджагуль?!

— Вах, кого же еще… На все село она одна такая… Несчастливая судьба выпала ей, — сочувственно сказала старая женщина.

— Кажется, уже светает. — Старик поднялся.

— Мог бы пойти попозже. И как ты там дни напролет проводишь?..

Старик молча собирался в дорогу. Шагнув через порог, задел головой притолоку. Чалма свалилась, но он не заметил. Так и шел с непокрытой головой под спорым весенним дождем.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Подавленный, грустный возвращался Клычли с кладбища. Он даже отстал от других, хотя ехал на коне. А когда увидел возле дома двух оседланных коней, от радости привстал на стременах.

— Наконец-то, — прошептал он и пустил коня.

Приехавшие — милиционер и следователь — сразу спросили о Моджеке.

— Ай, все знают, что он бежал из армии, а больше ничего не известно. Никто его не видел, — ответил Клычли.

— Похоже, здесь действовал дезертир, — предположил следователь. — В районе их было двое. Одного мы арестовали. Моджек еще не схвачен. Он мог совершить и такое преступление.

Клычли повеселел: ведь и он думал так же.

— Тогда сделаем обыск в доме? — спросил он.

— Для чего бандит пойдет к себе домой? — возразил милиционер. — Наверное, в пески удрал. Надо идти по следу, пока свежий.

Милиционер произнес "след", а в голове Клычли молнией вспыхнуло воспоминание: Аллаберды топчется на берегу джара, потом в урюковом саду. "Ах, шайтан!" — мысленно выругался Клычли и прикусил губу.

— А если пригрозить отцу, приставить наган к виску и потребовать, чтобы сказал, где его сын?

— Это противозаконно, — ответил следователь.

— То нельзя, это нельзя, вконец избаловали негодяев! "Кто волка пожалеет, тот овце зло причинит", говорили в старину. Да разве отец дезертира невиновен? У нас на фронте разговор с предателем был короткий — пуля, и конец. А вы нянчитесь, даже готовы простить, — горячился Клычли. — Незачем время терять. Идемте к ним. Сырое дерево легко гнется. Если вы не хотите, я один пойду. Они творят в селе что хотят, а мы — добренькие, мы гуманные. Да плевал я на такую гуманность!

Скрипя протезом, Клычли подошел к коню.

Трое всадников направились к дому Аллаберды.

Посреди агила — загона для скота, огороженного ворохами колючки, — хозяин подбирал вилами остатки соломы и украдкой поглядывал на дорогу.

— Ты старый человек, тебе следовало остаться на кладбище, пока народ не разошелся, — сказал ему Клычли, подъезжая к агилу.

— Очень расстроило меня это несчастье. Голова сильно закружилась, — отвечал Аллаберды, напряженно оглядывая незнакомых всадников. На лбу у него выступила испарина. — В последнее время слабость какая-то на меня нападает…

— Знаем, отчего у тебя слабость, хоть ты и молчишь. — И Клычли, пнув коня в бок, въехал в агил. — А ну, отвечай, где твой Моджек.

— Бог мой! — воскликнул Аллаберды и, делая вид, что испуган, схватился за ворот. — Упаси бог, как говорится, когда на спящего наезжает проспавшийся. Откуда мне знать, где Моджек?