Сыновья профессора - Бруно Саулит
— Старик! — Эрик протянул к нему руки. — Да брось ты! В крайнем случае поговорим на комсомольском бюро. Только не сейчас!
— В крайнем случае… Все время, вот уже три или четыре года, мы ждем этого крайнего случая и стараемся, чтобы он никогда не наступил! Вечно подворачиваются смягчающие обстоятельства, не хочется досаждать другу, а когда больше нет никаких других отговорок, кто-нибудь заявляет: «Подумайте о профессоре Вецапине! Неужели не заслужил этот великий труженик и ученый, чтобы его покой не нарушался из-за каких-то проступков, вернее, из-за обычных, чисто мальчишеских выходок его младшего сына?…» С каждым днем Виктор все отдаляется я от вас, и разве мы сами не виноваты в этом…
По улице мимо общежития громыхали трамваи, и тогда в такт им начинали дрожать стекла. На электрической плитке в углу забурлил чайник.
— Ой, кипит! — Эрик кинулся к штепселю. — До того договорились, что полило через край!
Вальтер Орум опять растянулся на кровати. Эрик повозился с посудой и выскользнул из комнаты. Видно, и ему в этот вечер было как-то не по себе. В соседней комнате, наверно, рассказывали смешную историю — временами там раздавались взрывы дружного хохота.
«На комсомольском бюро…» Вальтер прикрыл глаза. Может, оно и правильно, только нередко случалось, что на этих хорошо задуманных официальных собраниях кто-нибудь перегибал палку, вместо товарищеской помощи сбиваясь на дидактическую проработку. Если и с Виктором поступить так, он заартачится, а пользы не будет. Нельзя баловать человека, но с его характером нужно считаться; не до такой степени, как до сих пор, но немножко все-таки нужно. Что, если Вецапинь выкинет сгоряча какую-нибудь непоправимую глупость? Уйдет совсем — уйдет из-за двух-трех не к месту сказанные слов?
«Нет, не уйдет! — решил Вальтер. — Виктор, может быть, избалован, много воображает о себе, а все-таки парень он не плохой. И притом невозможно жить на свете в одиночку!.»
В соседней комнате молодые, сильные голоса затянули народную песню: Вальтер и Виктор когда-то вместе пели ее на школьном выпускном вечере.
Нет. Виктор никуда не уйдет! Поблуждает еще немного и снова отыщет дорогу к своим друзьям. Может быть, сегодня вечером и у него на душе неспокойно, может. и он лежит с открытыми глазами точно так же, как Вальтер, и думает о своих товарищах, о том, как паршиво это получилось, что он не пошел на литературный кружок, где его ждало столько народу.
Вальтер вскочил с кровати, пригладил рукой волосы и вышел в коридор. Человека нельзя оставлять одного, а друга — тем более. В диске телефона-автомата палец сам находил знакомые цифры. В квартире Вецапиней к аппарату подошла Марта.
— Простите, мне нужен Виктор, — сказал Вальтер Орум.
— Сейчас посмотрю! — ответил женский голос.
Вальтер ждал.
— Вы слушаете? Виктора еще нет дома.
— Благодарю! — Вальтер положил трубку.
За окном мерцали городские огни — у домов, на улицах, в окнах. И за каждым из этих окон находилась люди — веселые и унылые, счастливые и несчастные. Если бы Вальтер Орум знал, где сейчас Виктор, он бы пошел к нему. Но Вальтер не знал.
«Завтра поговорю с ним. — Юноша выпрямился. — Завтра же. И все опять уладится».
К сожалению, наши самые добрые намерения, самые прекрасные замыслы нередко отстают от происходящих событий.
22
В то утро осенний ветер выл на бульварах, ночная стужа затянула коричневатые воды канала легкой, прозрачной корочкой, а днем над домами поднялось солнце и своим прохладным блеском растопило тонкий ледок. Еще не свыкнувшись с мыслью о близости зимы, люди невольно прибавляли шагу — холод пробирал сквозь пальто, подгоняя даже самых медлительных пешеходов.
Лишь Виктору Вецапиню было некуда спешить. Он хотел заглянуть на семинар, потом решил там не показываться. Около половины десятого звонил Эрик Пинне, спрашивал, правда ли, что в журнале зарезала повесть? Что тут ответишь! Виктор просто положил трубку — пусть Эрик думает что угодно. Наверно, сейчас уже весь факультет знает о его неудаче — не только однокурсники, но и мальчишки с младших курсив зубоскалят о провале Виктора Вецапиня.
«Да, Рига мала! — Виктор в ярости колесил по парку. — Тут ничего не скроешь, не утаишь…»
Низко над крышами прожужжал пассажирский самолет, Виктор проводил его безразлично-усталым взглядом. Что-то гнетущее легло на его широкие плечи, изгонял тоску, не давай покоя.
Видно, права старинная поговорка: беда не приходит одна.
«Гм… — Он попытался вымучить упрямую усмешку. — Беда…»
В чем же заключается это беда? В том, что некоторый сотрудником редакции не понравилась его повесть? Все люди ошибаются, разве не могли ошибаться и они? Ну, а если они не ошиблись?…
Раньше Виктор непоколебимо верил о себя, в свою счастливую звезду. Разве что-нибудь изменилось? Возможно…
Кулис поил его кофе и с помощью аллегорий внушал, что писателю необходимо знать жизнь и больше работать. Он прочет Виктору нотацию, как школьнику: нельзя лениться, надо трудиться!
Виктор поморщился. Ничто так не претило ему, как это вечное корпенье, именуемое упорным, настойчивым трудом. Петер просиживает за чертежами ночи напролет, помрачнел, пожелтел и высох, а какая от этого польза ему и обществу? Как был, так и остался он средним, чтоб не сказать слабым, инженером, незначительным, крохотным винтиком в огромной машине жизни. У Петера явно ничего не получается, но можно ли его упрекнуть в лености или безделье?
Нет, значит важна не только работа! Виктор сел на скамейку и сдвинул шляпу на затылок. Голуби, наверно, решили. что их будут кормить: слетевшись вокруг, они принялись расхаживать по асфальту и, воркуя, глядели на одиноко сидевшего человека.
Опять Виктору вспомнился брат. Петер уже четвертый месяц в Ленинграде. Наверно, и там у него не остается времени на развлечения и отдых. Он, конечно, обогатится множеством теоретических познаний. познакомится с опытом старших товарищей, а вернувшись и Ригу, останется все на той же точке замерзания.
«Эх, товарищ Кулис! — тряхнул головой Виктор. — Ну, откуда у тебя право на этот отеческий тон, на этот совет — не спешить с опубликованием отрывка? Тебе посчастливилось родиться на десять лет раньше меня и доработаться уже до такого уровня, при котором не очень страшны неудачи; вот и вся твоя заслуга! И ты воображаешь, что я сдамся? Значит, плохо ты меня знаешь! Вецапини вообще не сдаются, они борются и добиваются своего. Пусть
