Взрослые и дети - Михаил Семенович Панич
Конечно, во всем и всегда должна соблюдаться мера — как мера любви, так и мера требовательности. Но из болота нужно уметь рвануть со всей силой, даже если при этом попавшему в болото будет больно. И рвануть нужно в самом начале, пока еще человек не погряз глубоко. Тогда это легче.
Ни по каким мотивам и ни при каких обстоятельствах мы не имеем права снимать, принижать у детей чувство ответственности.
Когда возникает конфликт, столкновение, — хуже всего, опаснее всего притвориться, что ничего, собственно, не случилось, упорно поддерживать видимость благополучия. Это позиция трусливого равнодушия. С ней нельзя мириться. Ее необходимо разоблачать. Для успешного воспитания нужны, совершенно необходимы во всех случаях принципиальность и решимость.
Нельзя представить себе большую жизненную магистраль с одними только разрешающими зелеными сигналами. Сколько здесь происходило бы непоправимых катастроф!
Но чего стоит красный сигнал, если его можно безнаказанно пересекать?
Остановить вовремя — вот что важно. Пока беда не набрала скорости.
ИХ ВИНА
Был обычный, самый обычный день.
Каждый простой, обыкновенный день несет в себе наряду с обычным и необычное — праздник, радость. Здесь и свершение подвига, и объяснение в любви, и решение трудной задачи. Кто-то сегодня впервые сам, своими руками выточил сложную деталь. Другой вырубил первую тонну угля. Третий сделал первое научное открытие. Как хорошо!
И в этот же день — это совершенно определенный день, 13 января, — в народном суде слушалось уголовное дело Леонида П., молодого слесаря, учащегося вечернего техникума.
— Подсудимый, — сказала судья, — уточните, когда вы родились…
— В тысяча девятьсот тридцать восьмом году.
— Точнее.
— Тринадцатого января.
— Значит, вы сегодня отмечаете день своего рожденья?
— Да, — ответил скучно подсудимый.
— Подумать только, чем отметил! — произнес кто-то так громко, что судья сделала ему замечание.
Подсудимый ударил ножом в грудь ученика десятого класса К., ранил его, но мог и убить. За это он и был привлечен к ответственности.
Размышляя по поводу того, что случилось с П., подчас впадают в крайности.
Одни видят только зал судебного заседания и забывают при этом о большой жизни страны, которую здесь, в зале суда, охраняет советский закон. Это очень серьезная ошибка, когда малое заслоняет большое, потому что это малое чересчур приблизили к глазам.
Другая крайность — в недооценке, в умалении значения таких случаев, в стремлении отвернуться от них, как от досадной частности.
— Много ли их? — спрашивают. — Какой процент?
В таких случаях всякая попытка преуменьшить, сгладить только усиливает опасность.
Наконец, для нас каждый человек — это все сто процентов! Никак не меньше!
П. сидит за перегородкой, на скамье подсудимых. Он не может по собственной воле встать, выйти из зала в просторы города, в просторы жизни…
Как же всё это случилось?
Дело не представляет собой, как объяснили адвокаты еще до начала судебного заседания, ничего сложного. В нем нет никаких загадок. С самого начала предварительного следствия всё было ясно.
Но если вдуматься — как всё дико, бессмысленно, лишено всякой внутренней логики.
— Как, — удивленно и горестно воскликнула судья, когда подсудимый подтвердил изложенные в обвинительном заключении обстоятельства дела, — достаточно было одного только слова, и ничего бы не случилось страшного?!. Ни тяжелого ранения, которое могло стать смертельным, ни уголовного дела?… Одного только слова!
О каком слове идет речь?
О самом обычном:
«Извините!»
Может быть, даже о двух:
«Извините, пожалуйста!»
Молодой рабочий П. и десятиклассник К., проживающие на одной улице, с самого утра очутились на Владимирском проспекте, где продают вино не только на вынос, но и распивочно. Выпили. И один толкнул другого. Может быть, неудачно повернулся, нечаянно. Достаточно было тут же сказать эти обычные слова «извините, пожалуйста», — и всё бы этим кончилось. Не было бы оснований для ссоры. Но не те нравы у этих молодых людей. Не тот стиль.
Возник другой разговор:
— Тебе чего?
— А тебе чего?
— Выйдем!
— Давай!
И сразу же у дверей магазина на Владимирском проспекте возникла драка. Пущены были в ход не только кулаки, но и пустые бутылки. Появился милиционер, и пришлось успокоиться. Но зло затаили до новой встречи. И вот через несколько дней драка возобновилась. Встретиться было не так уж трудно, ведь живут на одной улице. В драке участвовали уже не только П. и К., но и их друзья-приятели, специально для этого приглашенные:
«Приходите подраться!»
Так зовут в гости, чтобы посидеть за столом, поделиться мыслями:
«Приходите!»
И началось побоище. Семнадцатилетний школьник К. поднимает булыжник (такой, каким мостят мостовые) и бросает в своего противника. Промахнулся, но не совсем — попал в другого. Тот падает, обливаясь кровью. Его увозят в больницу, тут же делают операцию. В лобной кости изрядная трещина.
Через два дня П. отпрашивается с работы пораньше, выпивает стакан водки, едет с Васильевского острова, — дальний путь, — к дому, где живет обидчик. Вызывает его из квартиры. Как только тот выходит, ударяет его ножом в грудь. Вот и еще одного увозят в больницу (на сей раз — К.).
Как спокойно на суде и подсудимый и потерпевший произносят слова:
— Ударил!..
— Порезал!..
И судья — женщина, мать — не выдерживает и взволнованно говорит, обращаясь к подсудимому, к свидетелям:
— Что же это такое? Кто вы? Понимаете ли вы эти слова: жалеть, страдать?…
Ответа нет.
Можно не отвечать, можно притвориться, что вопрос обращен к другому, а не к тебе.
Судья тянется к графину с водой.
Объявляется перерыв.
Во время судебного заседания одного из молодых свидетелей, не старше шестнадцати лет, спросили:
— Вы тоже пили в тот день?
— А как же, — отвечает он с готовностью, — конечно… Только всего немного… Взял грамм двести.
Стакан водки!..
Когда подсудимый отпросился днем пораньше с работы, чтобы «порезать» К., он тоже начал с того, что «взял». И тоже не так уж много — только «маленькую».
Как это ласково звучит — «маленькая».
Но «маленькая» — это двести пятьдесят граммов водки. Полный стакан, и не какой-нибудь граненый, а чайный.
Как известно, и самая драка возникла в то время, когда П. и К. в воскресный день пьянствовали с самого утра.
Всё им было





