Взрослые и дети - Михаил Семенович Панич
Странной представляется позиция органов, охраняющих порядок, законность и оставляющих безнаказанным преступление, совершённое юношей, уличенным в первый раз, во второй раз, то есть тогда, когда воздействовать на него сравнительно легко.
Еще более странной представляется позиция школы. Она после суда охраняет юношу от моральных переживаний, которые могли бы стать для него спасительными, освобождает его от ответственности перед ученическим коллективом, столь грязно им обманутым.
В силу какой-то странной педагогической линии молодой, сильный, горячий, честный комсомольский коллектив учащихся-старшеклассников должен был пройти мимо случившегося. Почему-то педагоги не призвали коллектив учащихся открыто, не в личных разговорах, а на собрании высказать свое отношение к преступлению Юрия. Невозможно в большей мере извратить идею бережного отношения к человеку!
Юрию не дали почувствовать в полную силу возмущение, гнев товарищей. Не позволили сразу же после возвращения Юрия в школу возникнуть живому, горячему комсомольскому разговору о моральных принципах, о долге молодежи, о честности. Прошли сторонкой!
Конечно, когда приходится писать о дурном поведении некоторых подростков, юношей, испытываешь чувство горечи.
Но как это выгодно для плохого, когда о нем умалчивают из ложной стеснительности, из трусливых побуждений создать или сохранить видимость полного благополучия.
А. С. Макаренко, которого мы во многих случаях не устанем повторять, высказался прямо:
«Сентиментальная, нежная расслабленность, стремление насладиться хорошим поступком, прослезиться от хорошего поступка, не думая, к чему такая сентиментальность приведет, — это самый большой цинизм в практической жизни».
Вспомним заласкивающее, развращающее воспитание в тех семьях, где ребенок сперва кумир, а затем наказание божье.
Нет никаких сомнений, что семья, если она односторонне воспитывает ребенка, действительно сама виновата во многих бедах. Но во многом мы помогли бы такой слабой семье, если бы в школе, в общественном воспитании ребенок, подросток, юноша встречали то, чего им порой так не хватает в воспитании семейном. Не только любовь, но и требовательность. Не только ласку, но и строгость.
Отвлечемся на время от случая с Юрием.
Бесконфликтная педагогика не всегда ведь проявляется так прямо и резко.
…В детскую комнату при отделении милиции привели мальчика лет одиннадцати. Он был взволнован и испуган. Ведь в первый раз! Должно быть, его душа ушла в самые пятки. Всё-таки милиция. И, право, это было полезное волнение, полезный испуг. Так и надо! Ведь милиция — это не кино, не кукольный театр, не каток. Это страж порядка! Сюда не приводят для поощрения. Милиционер не школьный учитель и не пионервожатый. Смешно, нелепо было бы поручить милиции устраивать культпоходы для детей, хотя, вероятно, кое-кто умилился бы при этом.
Маленький сорванец сделал только первый шаг по пути всяческих нарушений, но шаг серьезный, — он украл у матери пять рублей (новыми деньгами), прокатился на трамвайной подножке и был задержан, когда пытался разменять эти деньги в кассе кинотеатра.
В детской комнате при отделении милиции мальчика встретила милая женщина. Она ласково его пожурила, погладила по головке и стала успокаивать, когда он захныкал.
— Мишенька, почитай книжечку, сейчас придет твоя мама… Ты устал, вот диванчик — полежи…
Успокоила!
В следующий раз Мишенька сюда придет без всякого волнения и без всякой боязни. К этой милой тете почему же не пойти?
«Мальчик, — скажут ему на улице, — если ты будешь кататься на трамвайной подножке, если ты будешь безобразничать в кино, мы отведем тебя в милицию».
«Ну и пожалуйста!..»
От скуки он и сам станет захаживать в комнату при милиции, в гости. Как же, старые знакомые! И милый инспектор будет радоваться, будет вести с ним воспитательные беседы.
Хорошо?
Нет, плохо!
Всему свое место.
Милиция должна быть вежливой, внимательной, но строгой, а в некоторых случаях и суровой. Инспектор детской комнаты, улыбающийся юному нарушителю порядка, сладкий до тошноты, — это же прямое продолжение того самого «дамсоцвоса», о котором с таким негодованием писал Макаренко.
«Чего бы вы хотели? — могут спросить. — Уничтожения детских комнат?»
Конечно, нет!
Они нужны для детей, которые случайно потеряли родителей на улице, для самых маленьких. Пусть они не пугаются. Пусть они поиграют, пока найдется мама. Пусть даже поспят на мягком диване.
А для детей и подростков, нарушающих общественный порядок, а тем более хулиганящих, ворующих, нужна дежурная камера народного судьи (такие и были раньше), в которой внимательные, не только юридически, но и педагогически сведущие судьи тут же рассматривали бы дело и тут же выносили приговор. Возможно, что судьи ограничились бы только порицанием, предостережением, но и такое порицание, предостережение, вынесенное в торжественной и строгой обстановке народного суда, прозвучало бы как строгий приговор, было бы связано с неприятными (да, обязательно неприятными) переживаниями. А если речь шла бы о воровстве, как в случае с Юрием (тогда, когда это было в первый раз), то здесь никто не стал бы говорить о малозначительности совершённого и отсутствии вредных последствий. Здесь прежде всего стали бы думать о вредных последствиях для самого подростка, которые определяются не столько суммой украденного, сколько самим фактом кражи.
Это не проблема наказания, — оно может быть минимальным. Здесь проблема морального переживания, моральной оценки, выработки отношения.
Такими вещами пренебрегать нельзя.
Нельзя в связи с вопросом о бесконфликтной педагогике не вспомнить об одном комсомольском собрании школьников-старшеклассников, на котором они резко осудили своего товарища за действительно безобразный поступок. И вот — дошло! Видно было, как что-то дрогнуло в лице этого обычно нагловатого школьника, чувствовалось, что он по-настоящему огорчен гневными упреками товарищей. Рождалось моральное переживание, начинала говорить совесть. И в этот момент учительнице, присутствовавшей на собрании, показалось, что ученик… чересчур переживает.
Она вмешалась.
— Ну, товарищи, — сказала она, — нельзя ведь так, не такой уж он плохой… Бывают и хуже… Думаю, что с этим можно покончить и забыть…
Забыть!
Как хорошо! Как мило!
И виновный сразу приободрился, с усмешкой посмотрел на товарищей.
А им стало скучно. Да ладно уж, да, конечно, уж… Хватит, в самом деле…
Идея комсомольского собрания сразу же была утоплена в мягком тесте бесконфликтной, умилительной педагогики.
У нас в школах воспитывается чувство ответственности коллектива за отдельного учащегося. Так и должно быть. Личность имеет право на внимание, заботу, помощь. Но у нас, увы, всё еще отстает воспитание у школьников чувства большой личной ответственности перед коллективом.
Миллионы школьников прекрасно учатся, много читают, тянутся к общественной, к полезной деятельности. Было бы вредно, нелепо, ошибочно провозглашать суровость как ведущее направление в воспитании. Это не вызывается никакой необходимостью. Воспитание — сложный процесс, который при наличии
