Степные дороги - дороги судьбы - Нуры Байрамов
Она стала шарить в карманах пиджака, разыскивая ключ, а Беркели, как всегда, не сводил глаз с Огульбиби. "Совсем не идет ей этот пиджак. Когда станет моей женой, будет носить только платье из кетени и красный халат. Русским женщинам такой пиджак не больно к лицу, а туркменкам и вовсе. А как хороши бархатные халаты с золотой каймой или расшитый курте![18] Но, по правде говоря, не одежда красит человека, а человек одежду. Вон Огульбиби во всяком платье хороша. Эх, Беркели, если когда-нибудь положишь голову ей на грудь, сразу скинешь четверть века! Скорей бы сделать ее своей, не то состарится она в заботах об этой земле".
— Вот тебе ключ, — сказала Огульбиби. — Рядом со столом сложены игрушки Хуммеда. Привези их тоже. И если не будет тяжело, захвати из библиотеки книг.
— Нужный камень не тяжел, — обрадованно отвечал Нурлы. — Я поеду на арбе?
— Тогда пусть с тобой и Хуммед-джан прокатится, — сказал со вздохом Беркели.
— Всегда пожалуйста! — с готовностью ответил Нурлы и отправился запрягать осла.
Огульбиби с неодобрением глянула на Беркели, но промолчала, а тот уже спешил будить малыша.
* * *
У Гуллер широкие, вразлет брови. Лицо открытое, светится улыбкой. Худайназар понимает волнение девушки. Сбывается ее заветная мечта. Сегодня она впервые самостоятельно поведет трактор.
Он помнит, какими зачарованными глазами Гуллер смотрела на его трактор. "Ну, чего так глядишь? — спросил он. — Хочешь научиться водить?" "Да. А можно?" — серьезно спросила она. "А что ты сделаешь для меня, если я выучу тебя на трактористку?" — Худайназар жадными глазами ощупывал ее тонкую фигуру. "Сделаю все, что пожелаешь", — с замирающим сердцем ответила Гуллер, не зная, понравятся ли ее слова. "Значит, договорились. Я возьму тебя к себе водовозом. И трудодни заработаешь, и трактор водить научишься. Так и скажи отцу. Хорошо?" — "Так и скажу, — обрадовалась Гуллер. — Когда приходить?" — "Завтра утром". Худайназар воровато оглянулся, не подслушали ли их разговор.
Нежданное появление девушки, ее горячее желание во что бы то ни стало научиться управлять трактором, готовность, с какой она согласилась выполнить любое его желание, заронили в душе Худайназара дерзкое желание. В ту ночь ему снилась Гуллер. Будто она не человек, а птица. Кружит и вдруг опускается ему на голову. Худайназар и проснулся с ощущением, что птица счастья осенила его…
Перед Гуллер простерлась огромная земля. Пока доедешь до одного конца карты и вернешься назад, не меньше часа минет.
— Вот ты и достигла своей мечты, Гуллер! Желаю удачи.
Худайназар подтолкнул колесо трактора. Но машина двинулась лишь после того, как девушка нажала педаль. Она обернулась, за нею легли три блестящие, словно узор на вышивке, полосы. Три лемеха, три отвернутых пласта. Чем дальше уходит Гуллер, тем длиннее полосы.
— Отлично! — Худайназар махнул ей рукой.
Гуллер и раньше водила трактор. Но сегодняшняя работа не сравнится ни с чем. Сегодня — настоящая пахота. Качество сева, урожай зависят от Гуллер. Она вспомнила, что Огульбиби обещала проверить глубину вспашки.
Хоть бы не было ошибки. Худайназар сказал, что все будет в порядке. Интересный он человек. Настойчивый. Дело свое любит и других охотно учит. Ничего не побоялся — ни угроз Нурлы, ни гнева Огульбиби. Побольше бы таких людей. Гуллер полна благодарности к Худайназару. "Хорошо бы и Нурлы научиться водить трактор, — думает она, — не то он среди своих книг мышью станет. Молодец Сары-ага, что отправил его с бригадой в поле. На свежем воздухе Нурлы даже похорошел. Чудной, ревнует меня к Худайназару. Да ведь он семейный, у него дети. Вот какие ревнивые бывают парни. Неужели кто-то посягает на мою честь, когда учит водить машину? Как можно все отношения сводить к этому? Э-э, Нурлы, ты просто очень подозрительный. Выйди за тебя замуж, так ты упрячешь жену в сундук и будешь носить за спиной, как тот ревнивец из сказки. Ты сам, Нурлы, придерживаешься старых понятий. Разве у мужчины и женщины не может быть общих интересов, касающихся работы, долга, дела? Бывают неумные люди, которые так пекутся об общем благе, что делают только хуже. Некто предупреждал сумасшедшего: "Смотри не наделай пожара". Вот и Нурлы такой же — заботится о чести, а недостойных людей только побуждает к дурным поступкам… А я не хочу, чтобы меня держали в сундуке.."
Гуллер не заметила, как наступил полдень. Вдруг появился Худайназар с казаном каши. Огульбиби ходит с председателем и проверяет глубину пахоты.
Худайназар поднял руки, и Гуллер остановила машину.
— Пообедай и отдохни немного.
Гуллер неловко сошла на землю. Ноги у нее затекли, в икрах покалывало. Она не сразу смогла выпрямиться и опустилась прямо на вывернутый пласт.
— Ты стала настоящей трактористкой, Гуллер! Поздравляю! — сказал, подойдя к ней, Сары-ага. — Есть ли еще среди девушек желающие учиться на трактористок?
— Многие хотят — и Сенем, и Дурсун, и Солтан. Учительница тоже говорила, что хотела бы научиться. Лишь бы машин хватило на всех, — отвечала Гуллер. От непривычного напряжения она вся дрожала.
Огульбиби подошла к ней, помогла подняться. Гуллер увидела на лице учительницы добрую улыбку, и ей стало легче, спокойнее. И усталость не казалась такой сильной.
— Идем в шалаш, — говорила Огульбиби, поддерживая Гуллер. — Тебе надо передохнуть и поесть, пока обед не остыл. А на твой трактор мы прикрепим красный флажок.
Худайназар сделал круг и остановил трактор, поджидая Гуллер. Ему хотелось, чтобы гости поскорее оставили их. А Гуллер не спешила, может, оттого, что устала, а может, потому, что ей было приятно слушать добрые слова уважаемых людей. Когда же увидела, что Худайназар сходит с трактора, побежала ему навстречу. Ей было неловко перед ним. Как могла она забыть, что Худайиазару пахать всю ночь напролет?
Когда машина, содрогаясь всем корпусом, снова медленно двинулась вперед, в лицо Гуллер упруго ударил ветерок, и ей стало легко и весело. Хотелось петь. Нурлы обязательно запел бы, подумала она. Наверное, он знает много песен. А она ни у одной не выучила слова до конца. Как эти бахши держат в голове столько стихов? Неужели она не вспомнит ни одну песню?
К вечеру погода стала портиться. С севера наползли темные тучи. В воздухе остро запахло степными травами и листвой кустарников. Гуллер оглядела расстилавшийся перед ней простор. Вон на самой крайней карте, что возле джара, женщины поливают землю. Кто-то едет из села на арбе. Куда-то исчезли грачи, что ходили следом за трактором, выискивая в рыхлой земле червяков. Все молчит вокруг, и только трактор Гуллер тревожит вечернюю тишину степи.
Всякий раз, подъезжая к
